А ему самому всегда хотелось забыться: забыть смерть отца и множество других своих поступков, которые не давали ему покоя».
Знакомясь с окружением Александра I, как прежде с соратниками Петра, Дюма обратил внимание на человека, совершенно не похожего на других министров и царедворцев. Это был государственный деятель нового типа – «Светило бюрократии» – Сперанский, олицетворяющий собою Закон, о торжестве и о главенстве которого до него никто не помышлял.
«В России мало законоведов; в этой стране абсолютизма, где защиты обвиняемого не существует, где нет публичных судебных разбирательств, где законом является император, законоведы не только редки, но и почти бесполезны, – писал Дюма.
В начале века появился один из таких редких, как фруктовое дерево в пустыне, людей. Звали его Сперанский. Он был сыном попа, единственным талантливым человеком, может быть, даже более, чем талантливым – гением, который вышел из среды православного духовенства.
Фамилия его значит „Надежда“, ибо образована от латинского слова „Эксперанс“. Александр оценил этот выдающийся ум. Он часто встречался со Сперанским, давал ему советы в трудных случаях, охотно воспринимал его идеи и оказывал ему безграничное доверие.
Сперанский начал реформы. Он сделал проект гражданского кодекса. Он набросал основы кодексов коммерческого и уголовного, стремился распространить реформу на все законодательство; предложил план реорганизации Сената. Целью Сперанского было лучшее будущее России.
Мы говорили о трудностях изживания злоупотреблений в России: только тронь одного из виновных – остальные начинают с негодованием кричать в защиту. В России злоупотребления – святой ковчег: кто зацепит его, тому несдобровать.
В марте 1812 года его арестовали и отправили в Нижний Новгород, и оттуда – в Пермь. В 1816 году он стал гражданским губернатором в Перми, а затем, в 1819 году, – губернатором Сибири. Наконец, в 1821 году он вернулся в Санкт-Петербург, был введен в Государственный Совет».
Казалось бы, все закончилось счастливо. Но это только казалось. И хотя брат Александра – Николай, – вступивший на престол вслед за ним мироволил Сперанскому, но общий ход государственных дел был совершенно отличен от либеральных поползновений старшего брата.
Николай I тоже не остался неоцененным Дюма. Вот что писал о нем наш путешественник, посетив Россию:
«Император Николай, человек ограниченный, упрямый, жестокосердный, не понимал, что каждый народ, если только он не беспокоит соседа и не угрожает ему, свободен делать у себя все что пожелает. Глядя на карту своей огромной империи, видя, что она одна занимает седьмую часть мира, он решил, что другие народы всего лишь колонии, находящиеся на его территории, и захотел давить на них так, как давил на немецкие колонии, просившие его гостеприимства.
Посредственный дипломат, он не понял, что естественным союзником России была Франция… Но что больше всего отвращало императора Николая от союза с Францией – это боязнь проникновения революционного духа; ведь он считал себя архангелом, ниспосланным, чтобы искоренить подобное зло. И он провел тридцать лет во всеоружии, считая себя солдатом, но и на всех русских глядя, как на солдат, и создавая солдатчину в гигантских масштабах. Его царствование было военным. Все были солдатами в России, и те, кто не носил погонов, презираемые императором, были презираемы всеми…
