Тихим, лунным вечером хозяева и гости поехали взглянуть на Кремль: «Так вот, Кремль, который я увидел в тот вечер, – в нежном сиянии, окутанный прозрачной дымкой, с башнями, возносящимися к звездам, словно стрелы минаретов, – показался мне дворцом фей, который нельзя описать пером. Я вернулся изумленным, восхищенным, покоренным, счастливым. Счастье! Это прекрасное слово так редко исходит из уст человека: самые буквы его заимствованы у ангелов», – писал Дюма. На следующий день Дюма оказался свидетелем пожара, случившегося у Калужской заставы. Горел целый квартал, длиной по фасаду метров на двести. Отсюда Дюма поехал в Новодевичий монастырь, привлекавший его своей историей и связью с жизнями сестры Петра I – царевны Софьи Алексеевны и жены Петра – царицы Евдокии Федоровны.
На следующий день Дюма и Муане еще раз поехали в Кремль, чтобы осмотреть его при свете дня и представить себе, что видел Наполеон, когда в Кремле бушевал пожар.
«Посмотрим, – говорил при входе в Москву император, – что будут делать русские, – раз они отказываются идти на переговоры, надо будет этим теперь воспользоваться, зимние квартиры нам теперь обеспечены. Мы представим миру необычайное зрелище: французская армия мирно зимует в окружении вражеского народа. Французская армия в Москве будет как корабль во льдах. Весной – оттепель и победа. Но корабль оказался не во льдах, а в огне». Наполеон бежал от пожара. «Сейчас, – писал Дюма, – он сделал первый шаг на том роковом наклонном пути, который приведет его к крушению; за этим горизонтом, что скрывает от него дым пожара, Святая Елена, ссылка, смерть!»
За первые полмесяца пребывания в Москве Дюма посетил недостроенный дворец в Царицыне, побывал в Коломенском, в Измайлове, где проходило детство Петра I. 7 августа 1858 года Дюма выехал из Москвы на Бородинское поле. Как и Наполеон Бонапарт, он посмотрел на Москву с Поклонной горы и поехал дальше, минуя Вяземы, Кубенское и Можайск, и всюду осматривая места, связанные с пребыванием там Наполеона. И вот снова Дюма проезжает Бородинское поле. На этот раз он воспользовался гостеприимством знакомого Нарышкина полковника Варгеневского, жившего в трех верстах от поля битвы. Дюма внимательно осмотрел это поле и потом скрупулезно описал все, что он видел.
Итак, осмотрев Бородинское поле, Дюма через два дня вернулся в Москву, но долго здесь не оставался, решив поехать в одно из имений Нарышкина – деревню Елпатьево – на охоту. Дорога в Елпатьево шла через Троице-Сергиеву лавру и, конечно же, Дюма не мог проехать мимо. Он, как и во многих других случаях, внимательно осмотрел лавру, а потом, уже возвратившись в Париж, написал прекрасный исторический очерк о ней. Дюма проехал и в находящийся в трех верстах от лавры Вифанский монастырь, где были погребены отец и мать святого Сергия Радонежского – основателя Троице-Сергиева монастыря. С огромным трудом, преодолев за полдня три версты, завязая в песке, Дюма со своими спутниками к вечеру прибыл в Елпатьево, а на следующий день путешественники выехали на охоту, потом за восемь дней выезжали еще трижды, добывая за день около двух десятков зайцев.
Но Дюма на сей раз охота не увлекала: он видел огромные невозделанные массивы земли, на которых росла только трава, но и ее не косили – не хватало рабочих рук. «Россия может прокормить, – написал Дюма, – в шестьдесят или восемьдесят раз больше людей, чем ее населяют. Но Россия останется ненаселенной и непригодной к обитанию до тех пор, пока будет существовать закон, запрещающий иностранцам владеть землей».
