– Поднимайтесь к нам! – пискнула Лили. – Ну пожалуйста, Первин-баи! У нас печенье и пирожные, только из печи!
Родители Лили, Фироз и Руксшин, тоже подзывали ее к себе. Первин решила отказаться от своего намерения пересечь площадь и пошла повидаться с Яздани.
– Просто не понимаю, как вы успели все это испечь, а потом еще и пойти на парад, – заметила Первин, выбирая бриошь с карри из целого ассортимента сдобы, которую ей предложили супруги Яздани.
– Все просто. У меня отличные помощники, а начинаем мы в четыре утра. – Фирозу было сорок с небольшим, обаятельное круглое лицо обрамляли курчавые волосы. Она впервые видела Фироза не присыпанным тонким слоем муки. – Мы всё испекли – клиенты расстроятся, если мы сегодня не будем работать.
– А здесь не слишком многолюдно, я думала, будет иначе. – Руксшин пожала плечами, явно давая понять, что лично ей все равно. – Ладно, нам больше места останется.
– Поблизости на железнодорожной станции народу было больше, чем здесь, – добавил Фироз. – Много молодежи ехало в фабричный район. Того и гляди протесты начнутся. Глупость такое устраивать в день прибытия нашего будущего императора.
Первин качнула головой:
– В этом весь смысл: протестовать, именно когда он здесь.
Фироз порозовел и явно подбирал слова, чтобы возразить.
Тут поспешно вмешалась Руксшин:
– Ну ладно, ладно, лучше расскажите, как дела у вас дома. У вашего брата с невесткой скоро ребеночек родится?
Первин поняла, что Руксшин пытается уйти от политических тем.
– Растом и Гюльназ очень хотят ребенка, но человек предполагает, а бог располагает. Кроме прочего, Растом сейчас очень занят.
– Птичка на хвосте принесла, что он прямо сейчас заканчивает работу над Воротами! – просияла Руксшин.
– Да. И он уверен, что ни один камень не шелохнется под ногами у принца и вице-короля.
– Первин, я вас очень прошу: возьмите домой выпечки для своих родных – мы хотим поздравить Растома-джи с той ролью, которую он сыграл в сегодняшнем торжестве. – И Фироз торжественно вытащил из корзины для пикника запечатанную коробку.
Первин взяла, одарила всех благодарной улыбкой:
– Уверена, он будет очень доволен. А теперь прошу прощения, мне нужно на станцию.
Местный поезд пришел по расписанию; Первин дожидалась посадки, а из поезда одна за другой выходили семьи парсов в дорогих одеждах – они направлялись на Эльфинстон-сиркл. Первин обменялась любезностями с несколькими прихожанами их храма огнепоклонников. Никто не спрашивал, радуется ли она возможности увидеть собственными глазами принца. Само присутствие здесь служило ответом на этот вопрос.
Сойдя с поезда на станции Чарни, Первин прошла по набережной Кеннеди – здесь на трибунах оказалось куда многолюднее, чем на Эльфинстон-сиркл. Колледж Вудберн представлял собой просторное двухэтажное здание с трехуровневой длинной открытой галереей, выходившей на дорогу и на море. С галерей колледжа открывался прекрасный вид на парад, вот только разместить там всех студентов было невозможно, поэтому перед оградой колледжа тоже поставили трибуны: студенты, соответственно, могли разместиться снаружи, ближе к улице. На деревянных трибунах в основном расположились студенты-мужчины и люди постарше – видимо, преподаватели и сотрудники. Девушек Первин насчитала меньше десятка, все они были в сари, как и другие присутствовавшие индианки. Френи она не увидела.
А вот кого невозможно было не увидеть, так это Элис Хобсон-Джонс в темном повседневном платье и черном канотье. Какая-то индианка предлагала ей большой носовой платок, Элис с улыбкой отказывалась. Тогда индианка просто набросила платок Элис на колени. Сообразив наконец, что ее модное платьице задралось чуть выше допустимого приличиями, Элис зажала рот ладошкой.
