Осталось найти лестницу вниз.
Та обнаруживается за ближайшим поворотом. Как и патруль из двух стражников. Хватаюсь за живот и жалобно прошу:
– Помогите, мне плохо.
Парни испуганно переглядываются. Продолжаю сочинять дрожащим голосом:
– Я пришла с сестрой, мне стало нехорошо, д-думала посидеть, отдохнуть, но стало хуже… мне надо домой… Кажется, меня стошнит.
Они переглядываются с откровенным ужасом. Круглолицый толкает узколицего приятеля, и тот неохотно подхватывает меня под локоть и помогает спуститься по широкой закругляющейся лестнице. Я лепечу какую-то чушь о папе торговце, о чести, оказанной семье этим приглашением, о том, что надеюсь породниться с принцем и какой у меня замечательный муж. Парень старается держать дистанцию и смотрит в сторону. Ему скучно и неуютно.
– Меня мутит, – стону я. – Выведите меня…
Стиснув зубы, он ведёт меня сквозь толпу гостей к воротом. Перед глазами всё плывёт от ужаса, но ещё сильнее меня захватывает кураж. Я почти верю, что я дочь торговца, пришедшая с сестрой на бал. Я так беспокоюсь о сестре, что прошу стражника о ней позаботиться, прошу найти её и передать, что я жду на другом краю наружной площади.
Он выводит меня мимо караульных в большие распахнутые ворота.
– Сама дойдёшь? Я дежурю на втором этаже, мне надо возвращаться, обход…
Ужас вновь стискивает меня, чувствую, что бледнею:
– О, если пообещаете найти мою сестру…
Стражник недовольно выслушивает причитания, повтор описаний и ретируется во дворец. У него обход… не помню, закрыла ли я за собой дверь, если нет – Императора обнаружат с минуты на минуту.
Держась за живот и морщась, будто от боли, я семеню через наружную площадь, причитая:
– Сейчас стошнит, меня сейчас стошнит…
Гости, маги и даже стража расступаются. Невзирая на маскировку, не могу удержаться и прибавляю шаг. Понимаю, это выглядит подозрительно, но поворот так близко, ещё немного, и скала скроет меня от кордона…
– Эй, – окликает кто-то. – Женщина, стой.
Первый порыв – бежать, но мои ноги спутаны шторой. Сзади топают шаги. Разворачиваюсь: стражник бежит ко мне. Застываю. Он хватает меня за локоть:
– Ты куда бежишь? Украла что-нибудь?
«Императора убила», – мотаю головой, бормочу:
– Сейчас стошнит, съела не то…
– Пойдём на пост, – тянет меня назад. – Имя? Где проживаешь?
Внутренности сжимаются в тугой комок, и я не сопротивляюсь порыву. Скудные остатки завтрака вылетают из меня. Кашляю, содрогаюсь, всхлипываю и бормочу:
– Н-не х-хотела при всех. – Брызжут слёзы. – Я платье испортила.
Подвываю. Хорошо, что здесь сумрачно, и не видно, что на мне лишь кусок ткани, подвязанный шнурком.
– Ладно, иди, – стражник подталкивает меня.
Всхлипывая и причитая о платье, ковыляю прочь. Иду не оглядываясь, пока не перестаю ощущать спиной взгляд. Тогда прибавляю шаг и, когда уже собираюсь бежать, вижу впереди ещё патрульных. К счастью заплаканное лицо, торчащий живот и кислый запах рвоты вызывает у них лишь одно желание – оставаться подальше от меня.
Вскоре передо мной раскидывается столица – город, в котором мне больше нет места.
Город, в котором мне негде прятаться.
Не представляю, как быстро добраться до дома.
Стоит ли возвращаться к Октазии?
***
Боль, отзываясь на прикосновение иглы, огнём бьётся вдоль пореза у темени, живо напоминает о кочевых годах, кровопролитных битвах и походах. Кажется, стоит закрыть глаза, и окажусь в горячей юности. Первый шов мне накладывали в девять, тогда на караван напали кочевники соседнего племени, и я впервые убил человека – юнца, едва не отрубившего мне руку. Тогда было страшно, из-за раны я две недели провалялся в лихорадке, но сейчас это воспоминание вызывает улыбку и тоску по давно минувшему.
