Все пять домов стояли в непосредственной близости от воды. Два – на набережной главной городской реки. Еще два – рядом с большим городским прудом. Последний – в низине, у старого, заросшего камышом канала. И все пять краж произошли в те ночи, когда, по сводкам гидрометцентра, уровень воды в реке и прудах после аномальных ливней достигал пиковых, почти критических отметок.
Вор реагировал не на сам дождь. Он реагировал на угрозу наводнения.
Арион закрыл глаза и сложил все в единую цепь. Символы воды, которые вор забирал: синяя ваза, морские карты, аквариум. Кражи, совершаемые только при угрозе большой воды. Местоположение квартир – высоко, в безопасности от затопления. И сам ритуал – проникновение без взлома, как сама вода, просачивающаяся сквозь щели.
Он набрал номер Ростовой. Она ответила сразу, ее голос был усталым и раздраженным от бесплодных допросов Сомова и Вронской.
– Ветров? Если у вас нет имени убийцы Ставрогина, то я очень занята.
– У меня есть имя, но не то, что вы ждете, – сказал Арион спокойно. – Ваш «Человек-дождь». Его зовут Степан Хлебников. Скорее всего, он живет в доме напротив последней жертвы. Третий этаж, квартира сорок два. И, думаю, прямо сейчас он сидит и смотрит на реку, проверяя уровень воды.
На том конце провода повисло молчание, полное шокированного недоверия.
– Откуда, черт возьми, вы это взяли? – наконец спросила Ростова. – Вы взломали нашу базу данных? У вас там жучки? Или вы просто угадали?
– У меня есть карта и список украденного. Больше ничего не нужно. Хлебников – бывший метеоролог из городского гидрометцентра, – начал объяснять Арион, и его голос был ровным, как у диктора, зачитывающего новости. – Его уволили лет семь назад. За грубую ошибку в прогнозе. Он не предсказал резкого подъема воды в реке из-за так называемых «залповых осадков». В ту ночь случилось локальное наводнение в прибрежном районе. Погибли три человека. Его жена и маленькая дочь были в их числе. Его дом затопило.
Ростова молчала. Арион слышал, как она тяжело дышит.
– Он не крадет, Ева, – продолжил он. – Он спасает. Он одержим водой, это его личный демон, его Моби Дик. Когда начинается сильный ливень и река поднимается, его травма оживает. Его затапливает паникой. И он идет «спасать» символы воды из чужих домов, из тех, что находятся высоко, в безопасности. Он забирает аквариумы, синие вазы, картины с морем. Он пытается контролировать стихию, которая отняла у него все. Он запирает ее образы у себя в квартире, чтобы она больше никому не причинила вреда. Это не кража. Это очень печальный и очень понятный ритуал посттравматического расстройства.
– Господи, – только и смогла выдохнуть Ростова.
– Проверьте, – сказал Арион. – Его наверняка допрашивали как свидетеля и пострадавшего по делу о том наводнении. Уверен, что и на учете у психиатра он где-то стоит. А адрес… он смотрит на реку из своего окна, и когда видит, что она подходит к чужим, безопасным окнам, он идет туда. Чтобы забрать воду и отнести ее домой, под свой контроль.
Он повесил трубку. Он не сомневался, что все совпадет. Он посмотрел в окно. Дождь почти прекратился. Где-то в одной из тысяч серых коробок этого города сидел несчастный человек, чья квартира была похожа на музей воды. И ему, наверное, сейчас стало немного легче. До следующего ливня.
Арион сделал глоток остывшего кофе. Разгадывать такие истории было просто. В них была своя, пусть и болезненная, но человеческая логика. Логика боли и потери. Логика, которую можно было понять и которой можно было сочувствовать.
