– Отличное кресло. Дорогое, наверно. А ты и в дизайне себя пробуешь?
– Может это и дизайн. Я просто рассчитал его конструкцию. Оно эргономичное и анатомическое, а остальную красоту можно считать дизайном. В нем даже думается по-другому. Правда-правда. Это много значит. Представляете, если кресло так влияет, то все пространство влияет еще больше. Потом расскажу об этом подробнее. Смотрите как много места. Я тут сам пишу и с учениками занимаюсь. Не только тут, есть еще галерея и школу искусств при ней. Но галерея моя далековато от центра, на окраине. Многие все-таки сюда ходят. Хорошая идея – давать художникам мастерские. Здесь, в Заболоцке, намного легче получить мастерскую, чем в Москве. Я успел за эти несколько лет, что мы не виделись, вступить в Союз художников. В наш, региональный. Вот мне и выделили эти апартаменты.
– Неплохо художники устраиваются. Инженерам и программистам бесплатных офисов и бюро не дают. Не податься ли мне тоже в художники? Не поздновато в мои пятьдесят? Дадут мне такие же хоромы?
Антон воспринял фразу как шутку, ему в голову не приходило, что Сергей Львович не смеялся, а наводил справки.
– Сергей Львович, нам не нужны подачки союзов. Построить свое – вот наш путь! У меня на этот счет есть вот какая затея…Впрочем, этого в двух словах не расскажешь, лучше потом. – Антон никак не мог решиться рассказать о своем заветном проекте. – А как вы чувствуете себя в этом кресле? Прошу вас, прислушайтесь к ощущениям.
– Нормальные ощущения, удобно, отдыхается. Дались тебе эти ощущения! И чай хороший, и пирожки – ум отъешь. Кресло весьма уютное.
– Вот, вы ощутили великую силу дизайна! – затараторил радостно Антон. – Это кресло – для особых размышлений.
– Антон, смотрю у тебя много литературы по архитектуре и дизайну, есть интерес?
– Да, я какое-то время думал стать архитектором. К тому же как куратору и галеристу надо. А как без этих знаний сделать хорошую выставку? Да и картину в интерьер не подобрать. Картина ведь имеет свойство влиять на пространство, согласитесь.
Антону стало легко на душе от знакомого легкого кивка и внимательного взгляда, неизменной манеры профессора, означающей одобрение.
– Отлично, Антон! Говоришь есть у тебя свой проект? Мечтаешь реализовать?
– Да, Сергей Львович. Но пока разрабатываю, так далеко не загадывал. Да и поддержат ли?
– Нет, конечно, кому нужен твой проект?
Антон опешил. Неужели и папа Сережа такой циник. Аненков продолжил:
– Не смотри так испугано. Никто не обязан поддерживать проект. Их испокон веков защищали. Если надо что-то посоветовать или помочь – спрашивай.
– Ну да… и точный расчет, а он не готов, Сергей Львович. Стыдно признаться, сам не уверен ни в чем, никак не доведу до ума, – Антон засмущался, расписываясь в своем бессилии.
– Ничего необычного, не хандри, и я тогда буду откровенен. Я ушел из университета. Точнее написал заявление об уходе, подпишут по завершении семестра. Научного кружка уже нет. Дипломников у меня нет. Аспирантов тоже. Это долгий разговор. Не хочу обратно, от души воротит смотреть на эти же лица. В Новый год умерла мама. Дочь взрослая, ей главное не мешать. Вот такое тотальное одиночество. Буду учиться жить по-другому. Лучшего занятия, чем живопись, я не придумал для себя, – Аненков говорил спокойно, тихо и внятно, с интонацией покорности судьбе.
Антон несколько секунд сидел в замешательстве, потом обрадовался, забегал, в голове уже пронеслись мечты и планы. Вот он уже у себя делает выставку работ Аненкова, а вот Аненков его консультирует по проекту…Понеслось.
