Профиль польки - страница 11



пролился свет
холодного пустого круга,
из всех примет
нас в полнолуние смущает
и бледность щёк,
вампир неслышно запускает
свой коготок
в пульсацию сердечной мышцы,
в потоки вен,
и вот уж голоса не слышно,
и дрожь колен.
И лишь затем, насытясь кровью
и солью век,
безумье назовёт любовью
зверь-человек.
Жара плыла по водостоку,
луна – в ущерб,
прохлада вновь придёт с Востока,
и слёзы верб
осушит ветер. Всё сначала,
опять знобит,
а мать дитя своё качала
назло Лилит.

«Ты моё отчуждение, мой последний вдох…»

Ты моё отчуждение, мой последний вдох
воздуха этой чумной эпохи
московского княжества. Изнемог
спутник мой многолетний, остались крохи,
черепки от былых надежд и дарёной воли,
понимаемой как причуды погоды,
оказалось, что даже потоки боли
и страданий ещё не залог свободы.
Ты, мой друг, остаёшься, и это странно
соответствует духу и букве формы,
Дон Жуан уезжает и Дона Анна.
Я когда-нибудь гостьей спущусь с платформы
подмосковной станции, если будешь
ты по-прежнему жить в захолустном месте,
а воскресным поездом снова люди
соберутся в столицу – уедем вместе.
Мы пойдем туда, где бывали прежде,
посидим в «Синдбаде» как в крымской хате,
и ещё: я хочу, чтобы летней была одежда,
чтобы голые локти уперлись в скатерть.
Чтобы долгий-долгий московский вечер
нас водил за собой – поводок отпущен,
будет этот день наконец отмечен
или, может быть, навсегда упущен.
А сегодня зима подаёт мне шубу,
на полу в пересылке сгрудились книги,
не печалься, дружок, я ещё побуду,
и ещё позвенят все мои вериги.

«Задевая время плечом…»

Задевая время плечом,
протискиваешься туда,
где звенит вода,
потому что не лёд ещё.
Оглядываешься на храм,
который ещё не срыт,
где ещё не болит,
и хвала богам
за изгиб изумленных тел
в их языческом «Я хочу».
Нет нужды задувать свечу.
Но ложится тень
от свечи, где недобрый мрак
затрещит сверчком,
сорвется словесный ком,
с вопросом в конце «Как?»
А вот так. Афродита зевнёт,
заскучав от привычных глав,
и умоет руки, что твой Пилат,
и уже к другому прильнёт.
А что ты? Заклинь колесо,
чтобы рёберный треск затих,
усмехнись на нелепый стих,
и попробуй сыграть в серсо.

«Я боюсь привыкания, как затяжных дождей…»

Я боюсь привыкания, как затяжных дождей,
когда насморк уже не простуда, а состоянье,
когда угнетает многое, но не молчанье,
и опять замечаешь каких-то иных людей.
Сопротивление времени, пространству
⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ и январю,
что разменяет ещё один год, и привычка
отсутствия заставит писать в кавычках
слишком многое, о чём я не говорю.
И когда рассосётся этот ужасный ком,
что в горле сбился, как пух в одеяле ветхом,
будет ли это значить, что просто засохла
⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀ ветка
и вот-вот отпадёт, тебя убеждая в том,
что всё проходит, просто должно пройти,
как неизменно стихает и самый жестокий
⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀ ветер,
и мир опять восстановлен – он пуст и светел,
но отчего эту легкость так тяжело нести?
И потому я хочу удержать безнадёжность дня
и безрассудство ночи, километры сменив
⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ на мили,
но если случится вымолвить – мы любили…
значит, меня больше нет, как и нет огня.
А зола не в счёт – от неё хорошо цветам,
любви же надобны только живые блики,
и живые касанья, и стон, и крики,
переходящие в шёпот… никогда… никому…
⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀ не отдам…
Как же дорог тот всхлип вопреки всему
здравому смыслу и опыту – что в нём проку.
И порой полезно, как в детстве, сбегать
⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀ с уроков —