Профиль польки - страница 12



мы не у времени – мы у себя в плену.

«Я бредила Москвой, верней, не так, не то…»

Ты бредила уроком географии.

Н. Берберова «Курсив мой»
Я бредила Москвой, верней, не так, не то,
я грезила Москвой в предутреннем тумане,
вдруг двушка обнаружилась в кармане
какого-то не моего пальто.
И я звоню тебе – почти что в никуда
из ниоткуда, но ты возникаешь сразу,
я вижу улицы, что так привычны глазу,
я понимаю всё, что между «нет» и «да».
Сидим за столиком в кафе и говорим
о пустяках, а осень гонит ветер,
сплошное дежа вю на этом свете,
усыпан листьями Нью-Йорк и Третий Рим.
Так схожи небеса – дожди везде дожди,
и всё-таки брести в московский дождь
⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀ приятней
мне кажется сейчас, отсюда, подожди,
побудь ещё со мной, не размыкай объятий.
Вся география – лишь правильный чертеж,
границы да столбы – я их не знаю,
в своей немой дремоте я летаю
свободная, как птица, ты идёшь…
И вот сидим за столиком и мне
так радостно, но что меня тревожит?
Реальность сна? – реальней быть не может,
я вижу каждую неровность на стене.
Но что тогда? Попробуй как в кино
всё отмотать… я грезила в предутреннем
⠀ ⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀ тумане,
вдруг двушка… стоп… так вот в чем суть
⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀ обмана,
по ней нельзя звонить уже давным-давно.

«А музыка будет звучать…»

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ Сестре

А музыка будет звучать
усталости нашей не внемля,
и круглую тёплую землю
в ладонях тихонько качать.
И приступы струнной хандры,
смешавшись с гуденьем ударных,
осядут на склоках базарных.
У кромки не здешней реки,
а той, за пределами сна,
текущей в надмирные дали,
застыл уже след от сандалий,
который не смоет волна.
Ты снова приходишь ко мне,
а раньше – ну, разве что в праздник,
и дразнишь улыбкою, дразнишь,
я плачу и плачу во сне.
Напрасно коснулась щеки,
свидание холод разрушил,
холодные, стало быть, души,
холодные, хоть и легки.
И память голодным грачом,
всё чаще слетая на пашню,
питается болью вчерашней,
вчерашней потерей… ключом
скрипичным, в зазубринах, в
летящей руке дирижёра,
открою я ларчик знакомый,
когда-то любимой Москвы.
Я скоро покину её,
больную московскую землю,
но горечи нашей не внемля,
спокойствие давит твоё.
Ты там, где решения нет,
как нет суеты и тревоги,
лишь промельк возможного Бога,
да яркий заоблачный свет.
А телу вольно истлевать
на том берегу или этом.
И музыка длительным эхом
вплывает в единый январь.

«В тот год, когда я только родилась…»

Дом на отшибе сдерживает грязь…

И. Бродский
В тот год, когда я только родилась,
он сочинял уже про мрак снаружи,
мое сознанье было много уже,
иная надо мной довлела власть.
Меня ещё не мучили слова,
и рифмы не толпились, как в передней,
и восхитительно пустая голова
не различала первый день, последний.
А он построил на отшибе дом,
расставил мебель, пыль протер с окошка.
– В нём было бы не тесно и вдвоем, —
подумал вдруг, – не завести ли кошку?
Но не завёл… сгущался мрак в углу
и не пугал кошачьими зрачками,
такой же мрак окутывал ветлу
снаружи, но три лампы светлячками
мрак отгоняли и внутри и вне,
и комнаты вздохнули с облегченьем,
всего полвека требовалось мне,
чтоб различить неяркое свеченье,
текущее от дома, где старик
во сне увидел вновь того, кто создал
дом на отшибе, где в короткий миг
затишья в окнах отразились звёзды.

«Не было, было, никогда не будет…»

Не было, было, никогда не будет,
былей, небылей и рутинных буден,
ни крика гнева, ни любовного шёпота,
ни синего неба, ни дурного опыта.
Да и нужного опыта не прибавишь больше,