Профиль польки - страница 21



                                      * * *

В фотографию каждый приходит своим путём. Кто-то долгим и кружным, с ранней юности, но в силу разных причин отложив камеру на годы. И фотография покорно ждёт, пока внутри внезапно не задрожит непреодолимое желание вновь взглянуть на окружающее через призму объектива. А кто-то напротив, впервые ощущает потребность запечатлеть не себя в мире, а мир в себе, будучи совсем взрослым человеком. Но в любом случае фотография оказывается тем наркотиком, от которого уже трудно избавиться. В сущности, то, что мы видим запечатлённым на снимках, и есть слепок души человека, его обстоятельств жизни, накопленных эмоций, его мечтаний и страхов, детских травм, явных и тайных желаний. И порой удивляешься тому, как брутальный мужчина с нежностью снимает бабочек, траву в росе, птицу на ветке, а хрупкая женщина шокирует общество натуралистическими съемками людской боли или распада. Но часто внутреннее состояние фотографа равно пространству его существования, и тогда поэт и романтик снимает величественные фасады и ажурные решётки, а мизантроп погружает зрителя в мрачные бездны подворотен и подвалов. Одного и того же города. Ибо genius loci (гений места, дух-покровитель) столь же сложен и разнообразен, как и человеческая природа, и именно соединение гения места и души делают фотографию предметом искусства и непрекращающихся споров.

                                      * * *

Когда есть желание поснимать, но не хочется выползать на улицу, и ещё больше не хочется копаться с сооружением натюрморта, можно просто побродить по дому в поисках сюжета. И если день солнечный, вдруг заметить рубашку, висящую на стуле, рукав которой старательно, высунув кончик языка от усердия, обрисовывает контурный свет, делая неодушевлённое одушевлённым, как ветер, наполняя воздухом паруса, придаёт им форму и осмысленность; или порадоваться за стеклянный колокольчик с длинной ручкой, который отбрасывает на стену тень Эйфелевой башни, готовый радостно затренькать от этого неожиданного преображения, не зная, что радость будет короткой, и через пару минут солнце сместится, заинтересовавшись иным объектом; а то можно утром подойти к окну и увидеть медленно падающий снег, первый снег в этом году, и куст с ещё не склёванными ягодами, как будто подкрашенными ярко-красной губной помадой. И никакой природной старости с поджатыми, бледными, потрескавшимися на морозе губами. Это будет позже, месяца через два, а пока зима молода и не сурова, вытряхивает, как из пуховой перины, лёгкий сухой снег, и все довольны: и куст, и снег, и я, побежавшая за камерой. Это же не тяжело, просто открыть окно, прицелиться и оставить на матрице сочетание белого, красного и зеленого цветов, и ещё чуточку того, что называется настроением, а иногда даже чудом, но это если очень повезёт, если всё сойдётся в одном месте, в одно мгновенье. А пока просто то, на что упал взгляд, когда очень не хотелось выходить из дома.


                                      * * *

Часто думаю об условности фотографии. В живописи эта условность тоже есть, но там её создаёт сам художник, визуальное изображение изначально придумано. Фотография же уникальна тем, что в ней фотофиксация события может придавать ему совершенно иной смысл. Фотография, как ничто другое, – это двуликий Янус, где одна сторона – слепок с реальности, а вторая – большой обман. Разница между событием и отпечатком этого события на снимке порой как разница между моськой и слоном.