— Зачем верить словам и глупым сплетням, оцени сам, друг мой.
Я тоже оцениваю: бродяга в грязных лохмотьях, нечесаный и давно нормально не брившийся. Стоит, держась за косяк одной рукой, а другой — сжимает горлышко оплетённой соломкой бутыли. Только нищего алкоголика мне не хватало. Такого добра и на родине полно, в сказку ходить не надо.
Только…
… когда мои глаза встречаются с его — тёмно-красными, зловеще-горящими, я понимаю, что мужчина вовсе не пьян, и вообще не тот, кем кажется на первый взгляд, и тогда мне становится страшно…
Вот тебе и черепки на счастье, Илона!
11. Глава 7. Широкой этой свадьбе было места мало
Красноглазый суженный обходит меня по кругу, оглядывая, как ярмарочный товар. Ухмыляется хищно и недобро, отхлёбывает из бутылки, а потом рукой, сжимающей горлышко, обводит меня, словно чертит воздушный круг.
— А она ничего… — говорит так, будто меня здесь нет, поверх моей головы, королю. — Беру! Заверните…
Отхлёбывает ещё глоток, неприлично икает.
Да уж! Семейным счастьем от него так и прёт! А ещё — дешёвой сивухой.
Я пячусь назад, но наступаю на шлейф платья и едва не падаю. Король успевает подхватить.
— Ну что же ты, доченька, — воркует он, — так торопишься замуж? Хочешь бросить нас с матерью? А мы ведь ещё не успели на тебя наглядеться.
Но пальцы его сжимают мой локоть отнюдь не нежно. Да какой там! Походу, синяки останутся!
Зло соплю и молча пытаюсь вырваться.
Королева Юлия опускает рукоделье на колени и с умилением наблюдает за сценой. Вот-вот заплачет, так растрогана.
Ненавижу грёбанных коронованных лицемеров!
Удаётся вырвать руку, отскакиваю в сторону, фыркаю, как рассерженный ёжик. Задираю нос и говорю:
— Вы не посмеете! Я никогда не выйду замуж… за… такого… — меряю взглядом женишка. Надеюсь, получается достаточно презрительно.
Красноглазый хмырь продолжает ухмыляться. Ууу! Так бы и съездила по физиономии!
Но меня продолжают не замечать.
— Что я и говорил — строптива! — Король разводит руками. — Намучаетесь с ней.
Красноглазый фыркает:
— Строптивость лечится. Быстро и надежно. У меня есть способ. Положитесь на меня, папа.
Мужчины перебрасываются многозначительными взглядами. Явственно видно — сговор!
Так я и поверила, что принцесса, бывшая пешкой в крупной политической игре, вдруг ни с того ни с сего отдается реальному первому встречному.
Гончару, пойманному пьяным на конюшне.
Ага, щаз! Не держите меня за дурочку?!
А если это сговор, значит, я нужна. И, желательно, целой и невредимой. Вот с этим-то у них и будут проблемы.
Подхватываю проклятые юбки и кидаюсь к окну, быстрее, чем кто-то из них успевает среагировать.
Вскакиваю на подоконник, открываю окно и… не успеваю даже выдать пафосную экспрессивную речь о том, где я видела всё их замужество. Я банально теряю равновесие. Даже вякнуть не успеваю, как уже лечу вниз.
Мамочки родные!
Колочу по воздуху руками и ногами, ору во всю глотку.
Нет, я, конечно, думала о том, что умерев здесь, очнусь дома. Но теперь, в буквальном смысле заглянув смерти в глаза, вернее – в суровую мостовую, умирать мне резко расхотелось.
Я зависаю в каком-то метре от поцелуя с солидным таким булыжником. Ощущение, что за спиной натянута верёвка, и я на ней вишу.
Выворачиваюсь, задираю голову.
Святая троица родственников — нынешних и будущих — сгрудилась в окне. Любуются картиной, то есть, висящей и дрыгающейся мной.
Потом меня совершенно бесцеремонно тянут вверх, будто я — марионетка на ниточке.
