Психика и сознание: два языка культуры. Книга 1. Капли океана - страница 16



И все же последнее, что отдаст «умник», – свое одиночество.

Почему?

«Душам вожделеющим» этого не объяснишь…

* * *

Созидательна только психика. Ум сам по себе ничего не создаст. Интеллект творчески-созидательно продуктивен только как подчиняющаяся психике инстанция.

Все в мире создавалось и будет создаваться фанатиками, психоидеологически отмобилизованными ратоборцами.

Природа не терпит пустоты, а космос любит равновесие (и в микро– и в макромасштабе, и в духовном, и в материальном отношении; это – интуитивно ощущаемая посылка, исходящая из диалектически сведенной в точку ноосферы). Фанатики, ангажированные более или менее, уравновешиваются аналитиками.

Нельзя отдать и культуру, и мир в одни руки. Умные аналитики в качестве организаторов духовно-культурного пространства опасны не менее фанатиков.

Так в каждой личности (и обществе, и цивилизации) сосуществуют творящее и разрушающее начала, жизнь и смерть. Философски жизнь без смерти и смерть без жизни – это абсурд. Они выступают условием существования друг друга. Смерть (анализ, порядок, распад) точно так же стоит на страже жизни, как жизнь (синтез, хаос, катастрофа от переизбытка витальности) – на страже смерти.

Эти абстрактные полюса мироздания – в каждом из нас в виде психики-созидателя и интеллекта-аналитика.

Понимать – это всего лишь понимать.

А жить – это всего лишь жить.

Божественен лишь редчайший сплав психики и интеллекта. Но божественное плохо стыкуется с земным…

* * *

Для того, чтобы любить или ненавидеть людей, – надо как минимум сравняться с ними. Ненависть, как и любовь, – это непосредственное эмоциональное отношение, и, как всякая неуправляемая, стихийная психологическая реакция, она в определенном смысле является симптомом жизни.

Однако если человек культивирует «философскую психологию», то он становится неспособным к безотчетным и достаточно продолжительным «порывам души». Философская психология – это совершенно особая регуляция, где чувство изначально заражено гибельным по отношению к себе свойством: еще не набрав силу, оно уже «знает», что чувство пройдет. И живет такое чувство в режиме «интеллектуальной эмоции»: не «буря и натиск» его девиз, а «укрощение строптивого».

Философская психология в известной мере является результатом укрощенной жизни, управляемой психики. Ни ненависть, ни любовь в «чистом виде» не могут быть рождены в философской душе.

Пожалеть таких людей?

Но безотчетная, «дурная» жалость есть отношение людей, которым чужда философская психология и которые с точки зрения последней, сами заслуживают мудрой жалости.

* * *

Для интеллекта смерть – всего лишь неизбежный акт природного цикла, который должен вызвать разумное смирение в силу своей фатальной предопределенности. Проблемы смерти для интеллекта – нет.

Для психики смерть – это беспредельный ужас, тотальная истерика, отчаянное безальтернативное неприятие и протест. Для психики, которая и есть форма жизни, точнее, непосредственное бытие жизни, проблема смерти – неразрешима (поэтому и появилось иллюзорное, идеологическое разрешение: «смертию смерть поправ»).

Для человека смерть – это проблема разумного и неразумного отношения – проблема, придающая смысл жизни.

* * *

Идеологи изощряются в поисках все более совершенной защиты жизни, а не в поисках истины. Их истина – жизнь.

Мысль изощряется именно в постижении истины и потому нажила себе могущественного и непобедимого врага: идеологию.