Елена взяла газету, рассматривая фотографию светского мероприятия. Александр и Савченко действительно были запечатлены вместе, поднимающие бокалы шампанского за каким-то общим столом. Но что привлекло её внимание как профессионального психолога – это положение их тел относительно друг друга. Несмотря на общую фотографию, их корпуса были развернуты в разные стороны, создавая неосознанную пространственную дистанцию – признак либо скрытого конфликта, либо намеренного контроля языка тела для имитации дружеского контакта.
– Это ничего не доказывает, – сказала она, возвращая газету. – Если Александр действительно собирает информацию о Савченко, он должен поддерживать видимость нормальных отношений.
– Или если они работают вместе, а вся история о конфликте – часть какой-то более сложной игры, – парировал Костин, его глаза сузились, демонстрируя профессиональную подозрительность, типичную для людей следственных профессий. – Мы не можем исключать ни одну из версий.
Елена кивнула, соглашаясь с его логикой. Как клинический психолог, она была приучена рассматривать альтернативные объяснения любого феномена, не принимая поспешных выводов на основе ограниченных данных.
– Я встречаюсь с Рябовым сегодня в десять, – сказала она, переходя к практическим вопросам. – Хотела бы перед этим принять душ и переодеться. Есть шанс найти для меня какую-нибудь одежду?
– У моей соседки тот же размер, что и у вас, – ответил Костин. – Она медсестра, работает в ночную смену. Думаю, она не будет возражать, если мы одолжим что-нибудь.
Полчаса спустя Елена стояла перед зеркалом в ванной комнате, рассматривая своё отражение. Простая белая блузка, темно-синие брюки, легкий кардиган – ничего примечательного, одежда, в которой легко затеряться в толпе. Её собственный образ, профессиональный и ухоженный, был частью её идентичности, защитной маской психолога. Сейчас она выглядела иначе – проще, уязвимее, более… аутентично?
В отражении за спиной появился Костин, замерший в дверном проеме.
– Подойдет, – сказал он. – Я позвонил в участок. Никаких следов Рябова. Его телефон не отвечает, дома его нет. Последний раз его видели позавчера вечером.
Елена почувствовала холодок тревоги – активацию миндалевидного тела, автоматическую симпатическую реакцию на информацию о потенциальной опасности.
– Думаете, с ним что-то случилось?
– Не знаю, – ответил Костин. – Но на всякий случай я поеду с вами на встречу. Буду наблюдать со стороны.
Его предложение одновременно успокаивало и настораживало. Профессиональная паранойя Елены, усиленная последними событиями, заставляла её анализировать каждое слово, каждый жест окружающих. Что, если Костин тоже связан с Савченко? Если весь этот ночной разговор, показная забота – лишь способ удержать её под контролем?
Но если начать подозревать всех без исключения, то невозможно будет действовать вообще. Иногда необходимо делать выбор, основанный на неполной информации. В конце концов, даже паранойя должна иметь свои границы, иначе она парализует.
– Спасибо, – сказала она. – Но давайте соблюдать дистанцию. Если за мной действительно следят, ваше присутствие может насторожить их.
Костин кивнул, принимая её логику.
Кафе, где Елена должна была встретиться с Рябовым, было почти пустым в это время утра. Она намеренно пришла на пятнадцать минут раньше, выбрав столик в углу, откуда хорошо просматривался весь зал и входная дверь. Тактическая позиция, обеспечивающая максимальный визуальный контроль пространства при минимальной собственной уязвимости – базовый принцип выживания в потенциально опасной среде.
