Я по-прежнему сильно люблю свободу; на моих сеансах одно из самых употребляемых слов – "разрешаю". Оказывается, человеческое тело внутри – аналог Вселенной, и оно портится и неправильно работает, если чего-то не разрешать.
Например, поставил ты забор из колючки на собственном нежелании жить. И тут же оно (нежелание) выросло и ломанулось бомбить забор, словно дел интереснее у него нету.
Не разрешил себе какое-то свое желание, поставил табличку "нельзя, накажут", пережал тем самым пару артерий главных и периферических, отсохли руки и ноги. Ну нет, я утрирую, не отсохли, а что-нибудь другое случилось, более тонкое, с которым не госпитализируют даже. На первых порах это ощущается незаметно – ком в горле, камень на сердце.
Получается, каждая клетка нашего организма хочет и должна делать то, чего хочет?
Да.
А как же раковые, которые хотят больше других?
И тут вступает в действие модель макро-мира. На хищную раковую клетку должны найтись в теле ещё большие хищники – клетки иммунитета.
Проблемы возникают не там, где кто-то себе позволил много, а там, где кто-то позволил себе мало. Мало имеешь желания жить, мало видишь возможностей делать что хочется, мало даёшь себе воли, и тогда иммунитет перестает защищать тебя (а зачем, для чего, ведь жизнь стала неинтересна). Или уверен заранее, что не справишься, что бессилен, и тоже не включается иммунитет – зачем тратить силы на бесполезные дерганья, когда можно сложить лапки.
Поскользнулась на снежной дорожке, и в который раз чуть не вывернула колено. И ощутила, где находятся страхи. В теле.
Не в душе, не в разуме. Ум спокоен: что я предполагала, то и произошло. Нужно найти правильную точку опоры, установиться на ней и осторожно двигаться к дому. А тело трясётся. Тело сразу становится отдельным от меня, маленьким, нога плачет, мышцы выпадают в саботаж «мы боимся ходить», «только не надо больше больно», «сил нет», «попу ударили», и так далее, и это всё не я. Чёткий момент разделения, что это для меня оно – тело – плачет. Что у этого «телесного я» есть свой ум, отдельный.
Оно может мне помогать, оно может меня бояться, оно может просить у меня помощи, оно может быть мудрее меня или, наоборот, ничего не понимать, оно может заставлять меня делать то, что ему нужно, может меня обманывать, может не доверять мне, может рассказывать мне свои тайны и показывать то, чего я не вижу. Оно может понимать чужие тела и разговаривать с ними на их языке, и ему это проще, чем мне. Оно сразу знает, кто свой, кто чужой, на уровне телесных реакций.
Прихожу домой, и на ровном полу трясучка мышц успокаивается, сразу и силы есть, и боли нет. Вспоминается похожий момент, когда не могла успокоить боль от ожога и начала разговаривать с клетками обожжённого пальца. «Зачем продолжается боль?» – «Чтобы ты была внимательнее, чтобы не сделала это с нами снова». – «Я больше не буду рассеянной». – «Мы тебе не верим, ты должна хорошо запомнить, как нам больно». Я уговорила их поверить, и боль исчезла мгновенно.
Изучаю. Для моего тела любовь – это горячая еда. «Ты меня не любишь», идёт ко мне от тела сигнал, похожий на возмущение маленького ребёнка. «Ты меня не любишь, ты меня не кормишь, и я не буду давать тебе радоваться». А это я начиталась о пользе сыроедения и вреде свежевыпеченных булок с тающей шоколадной начинкой. Моё тело считает иначе. Но самое вредное – перепутать, откуда идёт сигнал, и решить, что это мне не хватает любви, и что кто-нибудь близкий виноват в этом.
