И это делало воспоминания о совершенном над ней насилии еще более мучительными для Люка. Иногда в бессонные ночи думалось: вот оказалась бы эта девушка дрянью подзаборной — жадной и хабалистой — и, наверно, как-то было бы легче пережить то, что произошло, то, что Люка сотворил с ней. Но потом накатывала простая мысль: ведь и дряням тоже может быть больно и страшно… И размышляя об этом, Люка раз за разом с болезненным отвращением к себе вспоминал ту ночь — крики, горячую кожу под пальцами, охватившее его сексуальное безумие, куда более сильное, чем в период гона. Вспоминал и невольно передергивался, кривясь так, словно сожрал что-то тухлое.
К счастью, Джемма проявлялась по телефону или уж тем более лично редко. Чего не скажешь о маме Люка, которая «сыночку» разве что дырку в маковке не проклевала своими идеями о непременной проверке того, что и проверять смысла не было. Люка-то был не идиот и, более или менее встав на ноги в финансовом смысле, обращался к самым известным специалистам в надежде получить возможность когда-нибудь стать отцом. И те ничем порадовать не смогли — пожимали плечами, предлагали надеяться и не унывать, ждать чуда, а лучше заранее приучить себя к мысли, что ребенка в будущем придется усыновить… Но Арнетта Бремер про своего единственного сына и слышать подобное не хотела, а потому лишь твердила свое:
— Сыночек, но это ведь так просто пойти и сдать все необходимое для теста! Я все узнала — даже не больно. Так что, если ты все еще боишься укольчиков, то…
— Мама!
— Никаких укольчиков, Люка! Всего-то и надо, чтобы ты плюнул в баночку и отдельно взять слюнку детишечек, малышиков моих сладеньких. Такие пусечки, такие щеночечки чудесные! Так тебе повезло, а ты, Люка, все ходишь бука букой! Да и девушка эта — их мамочка — мне нравится. Точно не охотница за твоими деньгами, сынок. Жаль, что не чистокровка-оборотень, ну, и необразованная, конечно, и вообще грубовата, но это дело поправимое. Я бы подучила ее, и из вас вышла прекрасная пара… В ваших же богемных кругах такие союзы в моде: известный продюсер и талантливая актриса… или танцовщица. М?
Люка вновь тихо завыл сквозь зубы и, возведя очи к потолку, все-таки кинулся от «маменьки» и ее гениальных идей прочь… И в итоге чудом не свалился, когда под ноги сунулся долбаный пуфик, кстати, подаренный все той же Арнеттой!
Пуфик отлетел в угол, Люка, в запальчивости догнав проклятую меховую фиговину, еще и попинал ее злобно, от души, и… И ему вдруг как-то сразу стало легче. Люка виновато глянул на родительницу, ожидая нагоняй за недостойное семьи Бремер поведение, но Арнетта выглядела исключительно довольной:
— Ну вот! А говорил мне, что бесполезная вещь. Видишь, как пригодилась? Слушай меня, мальчик мой, и все у тебя будет хорошо, потому что мама всегда права. Запомни: всегда! Джемма…
— Твоя Джемма мне осознанно солгала! И продолжает это делать! Я готов был платить ей и просто так, за чужих детей. Она предложила цену за мою свободу, я ее принял и теперь выполняю свою часть договора. Но я не хочу участвовать в шоу под названием «тыжотец»!
— Но Джемма такая красотка! И личико, и фигурка! Закачаешься! А глазки? Просто теплый молочный шоколад! Или твое любимое «Птичье молоко», сынок… Неужели она тебе совсем не нравится?
Люка в бессилии хлопнул себя ладонью по лбу и рявкнул злобное «нет». Но его мама была женщиной… настойчивой, и всем, кто ее знал достаточно близко, было яснее ясного, что противостоять Арнетте Бремер — задача не для слабонервных. Выест ведь теперь мозг чайной ложкой через уши!
