Сама Джемма со своим насильником почти не разговаривала. Звонила, сухо и, пожалуй, скованно, сообщала о том, что нужно растущим детям из вещей (на медицину и еду Люка деньги клал на карточку Джемме сам, без лишних напоминаний). Или в строгом соответствии с графиком своей работы в клубе привозила детей, оставляя их на попечение нанятой Люка няни — в свободное от работы время она предпочитала справляться с детьми сама. Впрочем, в последние месяцы этого самого «свободного времени» у Джеммы Клее стало значительно меньше — она еще и учиться пошла. И Люка знал куда и даже кто эту самую учебу ей оплатил.
Хозяин клуба, в котором Джемма, оправившись от родов, продолжила выступать, был давним приятелем Люка и многое о своей наемной работнице рассказал. Правда, сведения о прошлом девушки были смутными, почерпнутыми все больше из сплетен и коротких обмолвок, которые Джемма иногда допускала в разговорах с коллегами по клубу. Выходило, что вроде как она была родом откуда-то с другого конца страны. Кажется, происходила из семьи религиозной и придерживавшейся весьма строгих правил. И, судя по всему, именно это стало причиной того, что, когда она захотела выступать на сцене, делать карьеру танцовщицы, вышел безобразный скандал, закончившийся тем, что Джемма ушла из дома…
При таком раскладе она предсказуемо вместо балетного училища оказалась на сцене ночного клуба. Но при этом танцевала Джемма действительно талантливо, каждый раз превращая свое выступление у шеста (стриптизом его называть было бы неверно, потому что она во время танца голыми ягодицами или бюстом на потеху публике не сверкала) в одухотворенный полет, основанный на сложнейшей акробатике. Чего только стоил фирменный элемент в выступлении Джеммы, когда она срывалась с самого верха шеста, стремительно скользила по нему к земле, чтобы каким-то чудом, силой мышц, выверенностью каждого движения, грациозно затормозить, зависнув у самой сцены, головой или грудью буквально в десятке сантиметров от пола…
Люка не раз наблюдал за выступлениями Джеммы Клее через зеркальное окно, которое открывалось из кабинета владельца клуба в зал. Наблюдал, думал… И в конце концов кое-что предпринял для того, чтобы на танцовщицу из ночного клуба обратили внимание те, кто мог бы помочь ей с дальнейшей карьерой. А для начала нанял толкового и надежного антрепренера… Ну и учебу оплатил через благотворительный фонд, где Люка заверили в полной анонимности даже адресных пожертвований…
Но в этом во всем он бы не сознался никогда и никому! Даже родной маме… Да что там! Прежде всего родной маме, которая, похоже, спала и видела «спарить» сыночка с девушкой, которую тот изнасиловал! Очень в духе Арнетты Бремер, как видно, в юности перечитавшей любовных романов, где авторы неизменно в конце женили откровенного садиста с его жертвой, вдруг скоропостижно потерявшей голову от любви к насильнику.
Джемма же на идиотку, охваченную всепрощением, не походила никак. Год уж прошел, а она в своем отношении к Люка не изменилась ни на йоту. Ну, разве только совсем чуть-чуть… После того, как убедилась, что изнасиловавший ее мужчина — не урод и действительно очень переживает из-за того, что произошло.
Но мама Люка этого, как и многого другого в своей жизни, замечать категорически не желала. Еще Конрад Бремер — супруг Арнетты и отец Люка, — посмеиваясь, говорил про свою любимую несмотря ни на что супругу: «Арнетта живет в строгом противоречии с логическим правилом, что если ты чего-то не знаешь или не видишь, то совсем не значит, что этого нет. Ее девиз: „Даже если что-то очевидно всем, это не означает, что оно существует для меня“».
