— Дома попьёт. — Показываю своему родителю большой палец, с невероятным облегчением вычёркивая из воображаемого списка первое имя.
Как глупо думать, что счастье в крутизне или в различных талантах. Счастье — это когда у тебя все дома.
11. С тех пор я ненавижу фейерверки
— Мам, а как понять, что ты нравишься парню?
— Надо у него спосить, — деловито выдаёт Дарья, уплетая за обе щеки свой завтрак.
Боже, я реально скучаю по тем временам, когда всё было так просто.
— Ситуации разные бывают, — в голосе матери звучит озорство, но глаза смотрят цепко и серьёзно. — Вот смотри, тебе же тоже кто-то один нравится больше остальных…
— Даже не начинай! — неловко откладываю ложку, почувствовав, как проглоченная овсянка застряла в пищеводе. — Я сто раз говорила, что ни с кем таким не знакома.
— А ты не мне говори, Ксюш, — улыбается мама. — Ты себе ответь, что при этом чувствуешь? Как ведёшь себя, когда он рядом. Что в тебе меняется: поведение, интонации, может быть, отводишь взгляд, когда он смотрит на тебя, или приглаживаешь волосы. Все влюблённые ведут себя одинаково. Просто прислушайся к себе и к нему тоже потом присмотрись.
— Да я же просто так спросила, — отмахиваюсь несколько наигранно, поднимаясь из-за стола. — Девчата обсуждали, мне интересно стало. Было вкусно, спасибо.
— Ксюша… — голос матери звенит то ли грустью, то ли обидой. — Почему ты мне никогда ничего не рассказываешь?
— Так нечего пока рассказывать, — бросаю, не оборачиваясь. Так сосредотачиваюсь на том, чтоб прозвучать беспечно, что задеваю плечом дверь. Матовое стекло позвякивает противным тихим хохотом.
Вообще-то, у меня особо и нет от неё секретов. Но при попытке выговорить всего пару фраз, связав их с конкретным именем, паршивая тошнота поднимается к горлу, вызывая острое желание сплюнуть и на всё забить.
Потом когда-нибудь, обязательно расскажу — мысленно обещаю матери. — Мы ещё посмеёмся с того, какая я дурочка. А пока в памяти ещё слишком свежо то, как жестоко смеялись с меня.
Мой выпускной проходил хоть и посредственно, но богато на сюрпризы. Стоит вернуться мыслями в прошлое, как начинает чудиться горчащий запах пороха. Настолько сильными оказались эмоции, пережитые в тот день.
Конец июня. Почти два года назад
Торжественное мероприятие в школьном актовом зале, кажется, тянется целую вечность.
Я почти не слушаю зычную речь директора. Пока учеников по одному вызывают на сцену, чтобы под аплодисменты зала вручить аттестаты и грамоты за различные достижения, занимаюсь тем же, чем маялась последние одиннадцать лет — высматриваю в толпе Соколовского.
Он на год старше, но на переменах мы всегда держались вместе, наверное, поэтому у меня не найдётся близких подруг. А в такой важный день его рядом нет. Опаздывает.
И так не вовремя наваливается осознание, что всё. Не будет больше рядом учителей — ворчливых, строгих, вдруг в одночасье ставших самыми родными… Ничего больше как прежде не будет.
Со мной только волнение, лёгкий мандраж и бесконечная трескотня Синичкиной.
Поскольку мы никогда не были особо близки, я даже не пытаюсь притворяться, что её планы, куда поступать, мне интересны. Бездумно разглаживаю плиссировку на школьной форме. Но юбка уже сидит на мне идеально, а до нашего «В» класса очередь ещё не дошла. Ещё немного и рискую позорно зевнуть.
— Ксень, а у тебя какие планы на будущее? — не унимается одноклассница и, не дождавшись реакции, пихает меня локтем в бок. Невольно сжимаю пальцы в кулак, комкая ткань униформы. Но эта трещётка вместо того, чтобы заткнуться, продолжает накалять: — Ну помимо того, чтобы лишиться девственности с Соколовским?
