Куда только злая судьба ни бросала,
глаза превратив в общежитье скорбей,
но странно – опять же в Египте начало:
был продан Иосиф, родился Моисей.
Уловки ума перед голою силой
тогда уже праздновали торжество,
где все начиналось с великого Нила:
и бегство, и свитки страданий Его.
И как фараон удержать ни пытался
загадочный, вроде, все терпящий род —
вещал Аарон, Моисей улыбался,
и было неясно – удастся исход?
Владыку пугали то жабы, то мухи,
то язва, то град, то полки саранчи,
затихли детишки, завыли старухи…
– Катитесь, черт с вами! —
Стопы омочив,
рабы уходили под утро в пустыню,
и царь, пораженный, стоял недвижим —
рабы становились народом отныне,
упрямым, сметливым, совсем не своим…
– Смотри, Моисей, далеко не ходите,
условие помни: дня на три пути! —
Тот лишь улыбнулся: – Не бойся, правитель,
со стадом таким далеко не уйти.
По пыльным морщинам соленые слезы
текли и текли над походным костром,
и люди все шли, все гремели обозы
с припрятанным здесь же, в Египте, добром.
Молитва припахивала святотатством,
коль прятал божков от соседа сосед —
430 клейменого рабства,
житейского, горького опыта лет…
Так брел без дороги, без пищи, без права
народ, будто с прежней поры кочевой,
к земле, по наитию свыше – кровавой,
указанной чьей-то безумной рукой.
