Собор выделялся среди всех остальных построек. Но если у нас, да и в Европе храмы строили светлые, привлекающие взгляд, пусть и монументальные. То в этом мире собор выглядел громоздким и темным. Он, если можно так выразиться, не располагал к себе. И все же он отличался — с одной стороны, простотой, а с другой стороны, уникальным камнем, который добывали в какой-то дальней провинции, и только церковники имели право строить соборы из этого камня.
И все же об этом мире я знала хоть что-то. Ведь из воспоминаний Раян возникала какая-та информация, которая, правда, пока никак не могла мне пригодиться. И я не могла понять — то ли ее знания были отрывочны, то ли я никак не могла получить полный доступ к серверу ее мозгу, хмыкнула я. Вот такими, наверное немного глупыми мыслями и шутками, я пыталась приободрить себя.
Нищие смотрели на меня хмуро, злясь, что в их рядах прибыла еще одна оборванка. Но я не была Раян и ответила им твердым взглядом. Звери по запаху чуяли страх жертвы. А я не собиралась стать жертвой в этом мире.
И пусть другие сразу попадали в тела принцесс, герцогинь и других богатых дамочек. А у меня на руках были не самые лучшие карты, но я как та мышь из анекдота собиралась сбить масло и выбраться из ведра.
4. Глава 4
Глава 4
На улице было холодно и в этом тощем пальто и рваных башмаках я сразу околела. Но я стояла и ждала, когда получу хоть краюху хлеба. А мой взгляд тем временем блуждал по толпе других попрошаек. И чтобы занять свои мысли я думала о том, что же заставило их просить милостыню, вместо того чтобы найти работу.
Священник, а в этом мире они назывались манар, был еще довольно молод. А как говорила наша глава волонтерской группы, молодые помогают так как верят, что могут изменить и мир и тех, кому помогают. Зрелые люди чаще разочаровывались и в первом и во втором. Поэтому они чаще верили пословице «горбатого только могила исправит». И уже в зрелости люди не хотели и не пытались изменить мир. С четкой ясностью осознавая, что того же алкоголика они вряд ли спасут своими словами и действиями. Но они все равно помогали, возможно, потому что к своему возрасту начинали понимать — что значит истинное сострадание.
А этот манар с гладко выбритым лицом и короткими волосами в одеянии темно-синего цвета только недавно, помнила я, закончил местную семинарию. И глава собора на его нововведения только махнул рукой, хотя ему и не нравилась толпа нищих, от которых смердело и которые, утверждал он, разносили разную скверну. И еду им поэтому раздавали с внутреннего двора, где они не могли столкнуться с прихожанами. Впрочем, еду выдавали им на рассвете, когда в соборе редко можно было увидеть молящихся.
- Ты впервые у нас, - манар обратил на меня внимание, подойдя ближе. И нищие угодливо кланяясь, расступились, чтобы даже случайно не прикоснуться к нему.
Я сначала кивнула на вопрос, но затем подумала что это невежливо — молчать в ответ, и пояснила:
- Я вчера потеряла работу и меня ограбили, - я даже не пояснила, а скорее выпалила, что привело меня сюда с протянутым котелком, опережая другие его вопросы.
Конечно он не был обязан мне верить. Такие истории, наверное, он слышал десятками в день. И меня отличало от всех остальных только то, что я говорила правду. И это все и впрямь приключилось, пусть и не со мной, но с этим телом, которое за неимением другого, теперь стало моим. Почти… ведь полного слияния с ним я не чувствовала. Даже мой шаг был немного как у пьяной. Ведь я была гораздо выше Раян и мой шаг был широким и твердым, а не пугливым. А тут мне приходилось семенить, запутываясь в коротких ногах. И это тело, оно пахло по-другому — непривычно. И я сейчас говорила даже не о том, что и самой Раян не мешало бы принять ванну. В этом мире, как я уже успела заметить, никто не благоухал французскими ароматами.
