Читать онлайн Нурсултан Еникеев - Разговоры под луной

Иллюстратор Айсулу Мухамбетова

© Нурсултан Еникеев, 2025

© Айсулу Мухамбетова, иллюстрации, 2025

ISBN 978-5-0067-4855-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Здравствуйте. Меня зовут Нурсултан.

И я вовсе не писатель.

Этот сборник – не венец литературного труда и даже не претензия на что-то большое. Это просто попытка упорядочить собственные мысли. Отметить на бумаге то, что задержалось в голове чуть дольше обычного. То, что, как мне кажется, получилось. А может – просто не отпустило.

Эта книга не задумывалась как книга. Она просто… не заканчивалась. Я всё время что-то переписывал, дописывал, вычёркивал, терял, находил и снова терял. Иногда мне казалось, что она пишет себя сама, только специально делает это очень медленно, чтобы я больше не успевал быть прежним. Так что если некоторые главы покажутся вам написанными разными людьми – вы правы. Так и есть. Я просто всё время немного менялся.

Многие из этих новелл были написаны в разные периоды моей жизни. Некоторые – ещё в студенчестве, когда мысли были порывистыми, а чувства – бесконтрольными. Другие – в командировках, на чемоданах и под разными небесами: в отелях с плохим Wi-Fi, в аэропортах, под шум чужих городов и стран. Это – срезы моей памяти, моих наблюдений за людьми, мира вокруг и собой внутри.

Иногда мне казалось, что я пишу, чтобы не сойти с ума. Чтобы зафиксировать не событие, а ощущение. Чтобы не забыть, каким был голос у человека, с которым больше никогда не встречусь. Или как звенела тишина, когда внутри всё рушилось. Эти тексты – не про сюжеты, они про то, что мы переживаем, когда никто не смотрит. Про маленькие катастрофы, которые никто не замечает, кроме нас самих.

Здесь есть страхи, которые я прятал. Радости, которыми боялся поделиться. Победы, которые не отпраздновал. И поражения, которые звучат громче всех аплодисментов. Какие-то истории до сих пор крутятся у меня в голове, как заевшая плёнка, а какие-то – я забыл сразу же после точки, не подозревая, что однажды вернусь к ним как к письму самому себе.

Я часто сомневался, стоит ли это всё показывать. Потому что в этих историях – я. Неприглаженный, неотредактированный, местами слишком наивный, местами слишком усталый. Но, пожалуй, именно так выглядит настоящее. Не то, что выверено, а то, что дрожит. Поэтому я не правил их слишком строго. Оставил шероховатости, недосказанности, полутени. Пусть будут. Они – часть этой книги, как и моей жизни.

Некоторые диалоги из этих историй – это мои неудачные разговоры. Те, где я сказал глупость, где промолчал не вовремя, где ушёл, хлопнув дверью, а потом долго жалел. Записывая их заново, я как будто имел право переиграть сцену. Добавить фразу, которой тогда не хватило. Или наоборот – убрать лишнее. Если что-то покажется вам странно знакомым – возможно, мы оба были в похожих сценах.

А ещё – почти все герои этих историй настоящие. Они жили, смеялись, злились, вдохновляли и уходили. У кого-то я бессовестно позаимствовал привычки. У кого-то – голос, манеру говорить или смотреть. Мысли, которые мне однажды доверили, я осмелился записать. Имена изменены. Чувства – нет.

Если вы вдруг узнали себя – простите. И спасибо, что были.

А если вы почувствуете в этих строках что-то своё – значит, я всё сделал не зря.

Приятного чтения.

Ночь легла на землю, как огромное звёздное покрывало, накрывшее всё живое своей серебристой тишиной. Она не давила темнотой – наоборот, будто бы обнимала. Звёзды не просто горели – они дрожали, словно и сами не были уверены, что достойны отражаться в глазах тех, кто ещё не закрыл их от болезненных схваток с памятью. Созвездий было так много, что казалось – если протянуть руку, можно случайно смахнуть пальцем несколько из них. Море дышало в такт. Его волны накатывали мягко, лениво, будто кто-то огромный ворочался во сне, а ровная поверхность не отражала ничего, кроме луны. Огромной, полной, почти всевидящей. Как будто ночь вытащила свое сердце из груди и повесила его в небо.

Я пришёл на берег, чтобы спрятаться от собственного разума. После очередного дня, полного шумных разговоров, звонков и рутины, я понял: больше не могу. Всё вокруг было раздражающе одинаковым, бессмысленным, как сломанная пластинка, играющая одну и ту же мелодию. В довесок ко всему память начинала обидно жалить, напоминая о моих промахах, о том, что я сворачивал в неправильных местах, и в результате упустил столько важных событий. Я упустил важный контракт на нелюбимой работе, я упустил хорошую вакансию в другой компании, и, что самое обидное, я упустил любовь всей моей жизни. Этот день продолжал выдавливать меня из своей орбиты в то время, как память наносила один подзатыльник за другим.

Мир за пределами этой ночи давно превратился в декорации: улицы, дома, чужие лица – всё казалось нарисованным одним и тем же карандашом, с одинаковыми штрихами и штампованными тенями.

В последнее время я всё чаще ловил себя на том, что живу между событиями, а не в них. День за днём я будто терпеливо выжидал, когда, наконец, произойдёт что-то, что вновь напомнит, зачем я здесь.

Море же всегда было для меня спасением. Его голос убаюкивал, отвлекал, а ночное небо возвращало ощущение простора. Здесь, на этом пустом берегу, я надеялся найти хоть немного покоя. Сняв обувь, я пошёл по побережью. Песок под ногами оказался тёплым, как будто день ещё не успел полностью уйти. Волны медленно касались берега, не спеша, словно не хотели разбудить тишину.

Я шёл без цели. Просто вдоль кромки воды, как делал это сотни раз. Только этой ночью всё пошло иначе.

После очередного шага я вдруг заметил нечто странное. Передо мной на песке, у самой кромки воды, словно только что оставленные кем-то невидимым, располагались следы.

Они не были простыми углублениями в песке – нет, в каждом из них будто бы пульсировало слабое, мерцающее свечение, тонкое и зыбкое, как дыхание на стекле, готовое исчезнуть от малейшего прикосновения.

Свет, что струился из них, не имел источника, но был до боли узнаваем – он не был тёплым, как свет фонаря, и не резким, как вспышка – он был лунным.

Да, именно таким – холодным, молочным, почти небесным – каким светит луна, когда ты не смотришь прямо на неё, а замечаешь её присутствие в бликах на воде, в серебре на листьях, в тенях на лице любимого человека.

Моё дыхание стало тише. Следы не могли быть иллюзией: я видел, как каждый отпечаток вспыхивал и тускнел, будто кто-то невидимый прошёл впереди меня. Но шаги не оставляли ни шума, ни движения песка – только этот мистический свет.

Я стоял, вглядываясь в эти зыбкие, мерцающие отпечатки, словно в единственный язык, на котором этой ночью могло заговорить со мной мироздание, и чем дольше я смотрел, тем яснее понимал, что не могу остаться здесь, в стороне, где всё привычно и безопасно, потому что в этих следах, в их приглушённом лунном свете, смываемом волнами, было что-то, что отзывалось глубоко внутри, как беззвучный зов.

Я пошёл. Неуверенно сначала, словно боялся спугнуть это хрупкое чудо, но с каждым новым шагом, оставленным на мокром песке, что впитывал в себя мои сомнения, я чувствовал, как внутри разгорается странное, почти детское волнение – не страх, не тревога, а предчувствие, что сейчас я подойду к чему-то, чего давно не хватало. К ответу, который не объяснит мне всё, но изменит многое.

Следы вели меня по извилистому участку берега, где вода временами подступала почти к щиколоткам, а ветер становился тише, будто ночь, заговорив однажды, теперь слушала сама, и вот – в какой-то момент они исчезли. Они оборвались так внезапно, что я остановился, как человек, который шёл по нитке, вдруг порвавшейся в воздухе, оставив его на краю собственной догадки.

И тогда, подняв взгляд, я увидел его.

Незнакомец сидел на большом, обкатанном временем камне, выступавшем из песка, как остров, переживший шторм. В его позе – совершенно неподвижной, спокойной, уверенной в себе, как в чём-то вечном – не было ни напряжения, ни беспокойства, ни желания привлечь внимание. И всё же всё в нём говорило о том, что он ждал именно меня, что это место, это время, этот берег – были частью чего-то гораздо большего, чем простая прогулка человека, сбежавшего от своих мыслей.

Лунный свет обтекал его плечи и голову, ложился на грудь и руки, и казалось, что не он погружён в свет, а сам испускает его – не как свеча, не как лампа, а как источник, вокруг которого ночь нашла форму и тишина обрела образ.

Он не обернулся, не шевельнулся, не произнёс ни звука, но в этом молчании, в этой неподвижности было больше внимания, чем в сотне слов – как будто всё пространство вокруг него было чутко настроено на моё присутствие. Как будто сама вселенная неотрывно наблюдала за этой встречей.

– Ты тоже потерял кого-то, да? – голос незнакомца прозвучал неожиданно, хотя он даже не повернулся.

– Почему ты так думаешь? – спросил я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Он усмехнулся и поднял голову, глядя на луну.

– Никто не приходит сюда просто так. Море и луна притягивают только тех, кто ищет что-то – или кого-то.

Я не знал, что ответить. Казалось, что в его словах была правда, от которой мне некуда было деться.

– А ты… тоже? Кого-то потерял?

Он кивнул, наконец обернувшись ко мне. В его глазах отражался свет луны, делая их странно яркими, почти неестественными, и в этом отблеске было что-то такое, что напоминало не взгляд, а воспоминание, которое вдруг посмотрело на тебя в ответ.

– Да, я потерял… – Его голос стал мягче, почти прозрачным. – Но не того, кого можно найти. И не то, чтобы это хотелось рассказать.

Он посмотрел вдаль, туда, где море сливалось с небом.

– Я потерял её слишком давно, чтобы помнить голос, но слишком недавно, чтобы разучиться молчать о ней.

Я сжал губы, не зная, что сказать, и, опустив взгляд, вдруг заметил – следы, те самые, что привели меня сюда, всё ещё светились, но теперь слабо, как догорающий уголь. Я кивнул в их сторону.

– Это ты оставил их?

– Нет, – ответил он, слегка качнув головой, – вовсе нет, мои следы уже давно не светятся.

Я нахмурился.

– Тогда чьи же они?

Он еле заметно улыбнулся.

– Тех, кто приходит. Тех, кто готов рассказать свою историю – или хотя бы услышать чужую. А иногда это одни и те же люди.

Я ничего не понял. Слова его звучали складно, как будто в них был скрыт какой-то внутренний порядок, почти музыка, но смысл ускользал, порхал, обвивался вокруг и не давал схватить себя – словно я пытался поймать этот самый лунный отблеск рукой. В его речи чувствовалась одновременно и мудрость, и бред, и что-то такое, что напоминает сны: когда ты просыпаешься и точно знаешь, что там было важное, но уже не можешь сказать, что именно.

Он явно был похож на сумасшедшего – одинокий человек, разговаривающий под лунным небом, говорящий о чужих следах, как о вещах, имеющих смысл. Но мне почему-то не хотелось уходить. Почему-то молчать с ним было легче, чем спорить. Почему-то его слова звучали в этой ночи уместнее, чем мои мысли.

Безусловно, я мог бы повернуться и уйти. Мог бы отмахнуться. Сказать себе, что это просто странный встречный, каких много на свете. Но я остался.

В какой-то момент я понял, что не буду спокоен, пока не задам один вопрос – прямой, честный, возможно даже грубый в своей простоте.