Развод. В клетке со зверем - страница 5
– Интересно, – он медленно кивнул. – А вот мне кажется, что он имитирует нечто, чего сам не чувствует. Притворяется, что видит цвета глубже, чем на самом деле.
Карина дернула меня за рукав, извинилась и демонстративно отошла, оставив нас вдвоем.
– Я не согласна, – неожиданно для себя ответила я. – Здесь искренность. Просто он говорит на своем языке.
Виноградов улыбнулся: одними губами, но не глазами.
– Как вас зовут?
– Лея. Лея Соколова.
– Лея, – он произнес моё имя так, словно пробовал его на вкус. – Необычное имя. Древнееврейское, если не ошибаюсь?
– Да, – я пожала плечами. – У мамы была любимая книга…
– Вы похожи на свое имя, – перебил он. – Редкая, тонкая красота. Не как у всех.
Я почувствовала, как краска заливает щеки.
– Выпьете со мной кофе? – спросил он так просто, будто мы были знакомы много лет. – Здесь слишком людно для нормального разговора.
Я должна была отказаться. Какая-то часть меня – разумная, осторожная знала, что нужно вежливо улыбнуться и уйти. Но другая, та, что всегда жаждала чего-то большего, чем провинциальная жизнь студентки…
– Хорошо, – ответила я. – Только ненадолго.
***
– Ты сошла с ума, – шептала Карина, когда мы забежали в туалет галереи за несколько минут до назначенной встречи с Виноградовым. – Он старше тебя лет на пятнадцать! И он… Ну, ты знаешь.
– Что? – я поправляла волосы перед зеркалом, стараясь унять дрожь в руках.
– Он же женат был, – Карина понизила голос. – Или разведен… Не знаю точно. В любом случае, такой мужчина не зовёт студентку на кофе просто поговорить об искусстве.
– Мы просто выпьем кофе, – возразила я, хотя в глубине души понимала: Карина права.
И всё же я пошла с ним. В кафе через дорогу от галереи, где он заказал нам обоим эспрессо, даже не спросив, что я предпочитаю. Роман говорил об искусстве так, будто коллекционировал художников, а не картины.
– Я вижу в тебе что-то, – сказал он, внезапно переходя на «ты». – Необычный взгляд. Ты сама пишешь?
Я кивнула. Его глаза внимательно изучали моё лицо, и под этим взглядом я чувствовала себя раздетой, открытой.
– Покажешь мне когда-нибудь свои работы?
Это «когда-нибудь» отозвалось во мне странным волнением. Он планировал увидеться еще раз.
– Они не очень хорошие, – смущённо ответила я.
– Позволь мне судить об этом, – в его тоне не было просьбы – только уверенность человека, привыкшего получать то, что хочет.
Когда мы прощались, он не взял мой номер телефона, не назначил новую встречу. Просто сказал:
– Я найду тебя.
И я поверила. Я знала, что он найдет.
***
На следующий день к дверям общежития привезли огромный букет белых лилий. А потом были билеты в оперу. Ужин в ресторане, о котором я раньше только читала в глянцевых журналах. Поездка в загородный дом на выходные – с гувернанткой в соседней комнате, как выяснилось позже, специально нанятой, чтобы «сохранить мою репутацию».
Роман ухаживал старомодно, но стремительно. Он задавал тысячи вопросов о моей жизни, вкусах, мечтах. И слушал. Действительно слушал, с такой концентрацией, будто мои слова были кодом к сейфу с сокровищами.
Когда он впервые поцеловал меня после концерта в филармонии, я почувствовала головокружение, словно земля ушла из-под ног. Всё происходило будто в фильме: красивый, богатый мужчина, которого я видела раньше только на обложках бизнес-журналов, смотрел на меня так, словно я была единственной женщиной в мире.