Его голос наращивал тембр, доносился эхом, шёпотом, словно он мечется вокруг меня.
– Заткнись… Заткнись… Заткни-и-ись! – проорал я, схватившись за горло.
Их лица мелькали перед глазами, пока темнота дальних углов комнаты сосредотачивалась в одно целое, едва различимое пятно, которое в последствии приобрело серый взгляд, слепящий оскал.
Голос сменился на рычание, разлетелся по комнате.
– Ну? Забава же, да и только! Подумать только, какой же ты ничтожный! – ехидно улыбаясь, рычала тьма, подступая ко мне.
Неосязаемая рука схватила меня за горло, крепко вдавив кадык. Тёмная пелена в глазах занимала всё больше места, пока не сменилась мимолётными картинами, обрывками памяти.
…Тут мы все вместе празднуем Новый год… А тут собрались на дне рождении. Только вот на лицах туман, голоса скрывались за пределами воспоминаний…
– Не сме… Кхм… Не смей! – прошипел я, окончательно свалившись на пол.
Дышать становилось всё труднее. Морозный яд иглами бил точно и наверняка, окутывая полностью внутри. Ненависть привычно норовила выломить изнутри мои рёбра, а надо мной повис лишь пустой серый взгляд.
– Нагляделся? По глазам ведь вижу, что нагляделся! – накинувшись на меня поверх, провопил голос ненависти.
Он впился мне в шею, злорадно улыбался моей боли. Менял свой смех на вопль матери моего друга, менял лица, прикидывая более подходящее.
– Нет. Не то, нужно что-то более сильное, – усмехнувшись, прорычал он.
И сколько бы я не пытался подняться с колен, сколько бы не пытался отогнать ненависть, живущую в себе, я лишь падал вновь под разливающийся хохот.
В комнате запахло знакомыми духами, а сердце внутри покрывалось ложным теплом.
– Не смей… НЕ СМЕЙ! – проорал я, подползая к столу.
Ответом мне послужил лишь рык из пустоты. Осталось лишь протянуть руку, ухватить за металлическую рукоятку табельного Макарова.
Предохранитель снят, ствол направлен в темноту. Дрожащие руки явно сбивали прицел, ноги отказывались слушаться.
Впереди показался блеск янтаря, и она вышла предо мной.
– Максимушка, Макс? Что случилось, что такое? – роняя искры из глаз, спросила она.
Вдох, выдох, шаг назад.
– Солнце, что произошло? – прижав руки к груди, продолжила она.
Я раскрыл рот, стараясь уловить хоть глоток воздуха. Едкие слёзы подступили к глазам, противно жгли не только сетчатку, ни и что-то внутри, называемое душой. Но рука капитана, пускай, и дрожит, но не промахивается.
