Революция и музеи. Судьбы московских древневосточных коллекций (1910–1930 гг.) - страница 8

. В начале 1914 г. он вошел в Совет основанного в 1913 г. Антропософического общества, а уже весной 1915 г. после долгих мучительных раздумий покинул его, будучи недоволен отсутствием в нем «соборности»[61]. Одним из научных результатов увлечения Викентьева учением Р. Штейнера стала публикация «Собрание масонских предметов Российского Исторического музея», причем она напечатана сначала в 1917 г. в Отчетах музея (где тогда работал Викентьев), а потом отдельным оттиском в Синодальной типографии в 1918 г.[62], чему явно поспособствовал о. Павел Флоренский[63].

Однако все это случится позже, надо было еще получить высшее образование, а мы оставили нашего героя на перепутье между разными вузами в длительном заграничном путешествии в бурные годы Первой русской революции. К осени 1907 г. он определился, о чем свидетельствует запрос из Канцелярии ректора Московского Императорского Университета на предмет того, был ли Викентьеву выдан аттестат об окончании Коммерческого училища[64]. Примечательно, что к прошению на имя ректора о зачислении на Историко-филологический факультет университета (Приложение. Документ 6) Викентьев прилагает кроме 3 заверенных фотографий 9 документов (все с копией), среди которых: аттестат Московского Коммерческого Училища (Приложение. Документ 2), удостоверение от Московской 4-й гимназии о выдержании испытания по латинскому языку (Приложение. Документ 3), удостоверение от Исполнительного Комитета при Управлении Московского Учебного Округа о выдержании испытания по греческому языку (Приложение. Документ 4), метрическое свидетельство, свидетельство о явке к отбыванию воинской повинности[65], свидетельство Императорского Городского Старосты о звании (сословии) по происхождению; удостоверение Московской Казенной Палаты о выходе из купеческого сословия (прошение написано от имени «Бывшего Можайского Купеческого Сына»)[66], свидетельство о благонадежности от Московского Градоначальника[67], а также справку о плате в пользу Университета за 1-^>е полугодие (25 р.). 24 июля 1908 г. датирована резолюция на этом прошении: «Зачисляется студентом Историко-филологического факультета»[68]. В конце мая – начале июня 1908 г. Викентьеву пришлось пройти «испытания» – сдавать дополнительно латинский («3 балла») и древнегреческий («хорошо») языки «в объеме полного курса мужских гимназий ведомства Министерства Народного Просвещения»[69]. Странно, что он не поехал в Санкт-Петербургский университет, где стараниями Бориса Александровича Тураева велось преподавание египтологии[70]. Судьбоносным для Викентьева стал совет профессора Московского университета И. В. Цветаева, создававшего в то время Музей изящных искусств при Московском Императорском университете (ныне ГМИИ имени А. С. Пушкина)[71]. Он-то и порекомендовал молодому человеку обратиться к профессору Санкт-Петербургского Императорского университета Б. А. Тураеву, с которым сотрудничал при покупке для музея коллекции древнеегипетских памятников В. С. Голенищева[72]. Тураев посоветовал молодому человеку поучиться египтологии в Берлинском университете (сам основательно прошедший эту «стажировку» в 1893–1894 гг., Тураев направлял в Германию многих своих учеников, что качественно улучшало их профессиональную подготовку[73]).

8 июня 1910 г. Викентьев пишет Тураеву из Берлина:

Многоуважаемый Борис Александрович,