А Труди просто внезапно расцеловала Пауля в обе щеки, шепнув что-то про новую ступень и будущее… И ведь как в воду глядела, паршивка такая! Все-таки правы те, кто говорит, что у баб интуиция похлеще нюха волков-оборотней работает!
И ведь что поразительно: за все за это надо было благодарить десерт! Сладкое совершенство под названием меренги, от которых Пауль попал в натуральную зависимость — почище наркотической! Так что, уезжая на гастроли, он теперь скучал даже не по удобной постели, не по привычной домашней студии, не по собственной качалке в цокольном этаже собственного же дома, а именно по этим снежно-белым или нежно-розовым загогулинкам.
В том числе и потому, что вскоре стало ясно: делать меренги по-настоящему вкусными — хрустящими снаружи и нежными, воздушными и рассыпчатыми внутри — умели далеко не везде. Слишком часто Пауль, не имея сил удержаться, заказывал эти пирожные в ресторанах или в специализированных кондитерских в тех городах, где в тот момент гастролировал — и в итоге выбрасывал с руганью. Внешне зачастую совершенно такие же или, напротив, куда более хитросделанные и щедро украшенные, внутри эти творения других кондитеров сплошь и рядом оказывались настоящей ловушкой. Масса, превращаясь во рту в невыносимо сладкий цемент, намертво склеивала челюсти и вязла в зубах. Так что Пауль всегда бывал нереально рад, когда из дома ему присылали внезапные гостинцы — аккуратные коробочки с домашними меренгами… Маленькими, крышесносно пахнущими, совершенными.
Но теперь ему точно было не до сладостей!
Поговорив с охраной, Пауль вернулся к себе. Ответ парней на проходной ситуацию изменил лишь в том, что стало ясно: женщину, которая побывала в постели Пауля в ту ночь, следовало искать не где-то вовне, а в поселке — среди жителей окрестных коттеджей или обслуги. Но быстро и очень осторожно проведенное «внутреннее» расследование тоже ничего не дало. Все вели себя так, будто в ночь после вручения Хрустального шара Пауль Зиверс ничего этакого не натворил. Но сережка, запах на подушке и, главное, кровь на простынях ведь были! А кроме этого, обнаруженные позднее царапины — на груди, на животе, на левой руке; и уже посиневший след от укуса на правой… Пауль глядел на эти отметины, и внутри все сворачивалось прокисшим молоком. Женщина — не сильная волчица-оборотень, а слабая человеческая самка — сопротивлялась… Отбивалась, как могла…
Очень хотелось верить, что отбилась. Очень! Но здравый смысл нашептывал: «Сам-то, мудила, подумай: что она могла поделать против слетевшего с катушек оборотня твоих габаритов?!»
Качком, ходячей горой мышцы Пауль не был, но ежедневные занятия в зале напитали его сухощавое гибкое тело силой. Не молот, но клинок. Не увалень-медведь, но именно что волк — поджарый, жилистый, быстрый. Кого же он умудрился загрызть, обдолбавшись?!
Пауль навестил Люка. Тот выглядел ужасно, корил себя всячески и раз за разом повторял подробности того, что с ним произошло — то, что ему рассказали свидетели и девушка-полукровка, ставшая жертвой его темных страстишек. Сам же Люка не помнил ничего. Ни-че-го! Как выключило! Слышать это было совершенно невыносимо, так что у Пауля от слов приятеля опять вставала дыбом шерсть на холке, кожа покрывалась тонкой пленкой омерзительно липкого пота, а в животе все сворачивалось в тугой узел. Ведь при всей внешней вырвиглазной эпатажности и несмотря на тщательно выстроенный имидж матерого хищника Пауль Зиверс агрессивным никогда не был и насилие в отношении тех, кто был слабее, искренне презирал. И вот теперь сам…
