Когда до скалистых отрогов Эль-Алдани осталось менее половины касаба[1], путник почувствовал, что движения животного замедлились, словно оно с трудом преодолевало невидимое препятствие на своем пути. Даже воздух изменился. Стал более плотным, почти вязким, словно щербет, и таким же холодным.
Джалар все же недооценил Идрита, в отряде которого оказался маг. Тот не побоялся применить колдовство, несмотря на угрозу собственной жизни. Впрочем, пустыня скрывала и не такие преступления.
Сидящая перед Джаларом девушка вдруг резко дернулась, ударив его в грудь, и начала падать. Он успел подхватить ее, но не сумел ни удержать, ни удержаться в седле сам. Варнан резко присел на передние лапы, а в следующее мгновение кубарем покатился вниз с песчаной дюны, едва не подмяв под себя наездников.
– Моам-Атэ, Дарующая жизнь, защити своих детей! – прошептал путник, свалившись со спины зверя и увлекая за собой Лейру.
Он крепко обнял девушку, стремясь защитить ее во время падения. Прижал к себе, словно настоящее сокровище. Она обхватила его шею руками, вряд ли осознавая свои действия. Ее глаза были закрыты. Губы что-то шептали. Были ли эти слова молитвой или проклятием, для Джалара осталось загадкой. Он не понял ни единой фразы, произнесенной на странном языке, не похожем ни на один диалект Аль-Сахры. Сейчас это заботило его меньше всего. Важнее было выжить.
Только заступничеством богини он мог объяснить то, что падение приблизило их к заветной скале, в которой располагался вход в пещеру. Едва оно прекратилось, как путник попытался встать. Безуспешно. Лейра, потеряв сознание, так и не отпустила его и тянула вниз. Разжать ее руки никак не получалось. Джалар перекатился, подмяв ее под себя, и повторил заклинание призыва.
Он тщетно вглядывался в каменный монолит: проход так и не появился. Лишь спустя несколько долгих мгновений на фоне его возник силуэт, отдаленно напоминавший человеческий. Бесформенное одеяние скрывало очертания фигуры. На месте ног клубилась тьма. Низко надвинутый капюшон мешал разглядеть черты лица. Джалар сомневался, что у духа оно было. Ни разу за десять встреч ему не удалось узреть его. Может быть, облик его был столь ужасным, что Джалар и не выдержал бы этого.
– Как смел ты, смертный, потревожить мой покой?
Голос прозвучал глухо, словно прошуршал осыпавшийся с вершины бархана песок. Путник не успел ответить, услышав, как кто-то воскликнул:
– Демон меня раздери! Пещерный дух! Он существует!
Джалар обернулся и заметил охотников. Те замерли на вершине дюны, с которой он только что скатился, но не спешили подходить ближе. Одни достали охранные амулеты, другие шептали молитвы, прося защиты Моам-Атэ. Лишь их главарь усмехнулся, поглаживая черную бороду. Он не боялся ни богов, ни демонов, ни людского осуждения. Его волновали только деньги. За рыжеволосую девушку он мог выручить их немало, так что даже духа не испугался.
– Взять их! – крикнул мужчина, указав на бывшую пленницу и ее защитника.
Чуть замешкавшись, преодолевая суеверный страх, его люди повиновались приказу. Двое подняли Джалара, третий старался оторвать от него девушку. Не беспокоясь о причиняемой ей боли, он попытался разжать ее пальцы. Лейра вскрикнула, придя в себя. Обвела их испуганным взглядом и только сильнее прижалась к путнику.
– Тише, маленькая колючка, – шепнул он. – Я что-нибудь придумаю.
