«А с кем, с кем, с кем?» — нетерпеливый таран Анькиного любопытства продолжает терзать мои стены.
«Не знаю, — досадливо морщусь, набирая, — это ведь нифига нельзя так вот решить».
«Конечно, можно, — Анька безмятежно отмахивается, — киса, тебе ведь не тридцать лет. Только не говори мне, что ты веришь в эту старперскую чушь про “первый раз только с мужем” и “только по любви”».
Ну, раз ты так просишь, Нюта, я, конечно, не буду это говорить.
«Сексом и для настроения занимаются, — прилетает мне веское сообщение, — относись к этому легче. Как к чистке зубов. Нужно для здоровья».
«Тебе легко говорить, — замечаю я, — ты с Илюхой уже второй год встречаешься».
«Ну так только встречаюсь! — Нюта выделяет последнее слово кучей восклицательных эмоджиков, — и то только потому, что он отлично трахается. Если ты думаешь, что я собираюсь за него замуж, детишек нарожать — зря. Я не настолько дура».
— Иванова! Капустина! Положите-ка телефоны мне на стол, — голос преподши по философии обрушивается на наши головы словно гильотина, — заберете после второй пары.
— Твою мать, — Анька морщится и выключает телефон перед конфискацией.
— Ну, мы и правда охренели в край, — замечаю. Анька морщится, но кивает. Разошлись ведь и вправду.
— Не ссы, подруга, — шепчет она, подталкивая меня локтем, — твое горюшко не горе. Найдем мы тебе мальчика для перепиха.
Эй-эй, что это еще значит “найдем”?
8. 8. Варианты
— Может быть, Макс, из параллельного потока?
Я смотрю, куда указывает Анькина вилка, и морщусь.
— Он же страшный, как смерть, — ужасаюсь шепотом.
— Зато высокий. И в баскетбол играет. Знаешь какая долгая у спортсменов эрекция? Это тебе не какой-нибудь лузер, который три раза ткнул и кончил. И вообще мужик для траха не должен быть особо хорош. Стремного и бросить можно без особого повода.
— Потише, пожалуйста, — оглядываюсь и втягиваю голову в плечи. Болтать о сексе посреди университетского кафе совершенно ужасная затея. По крайней мере, у меня есть ощущение, что все слышат звонкий Анькин голос и оборачиваются именно на нас.
— Хорошо, тогда, может быть, наш Пашка? Половинкин, который. Сколько раз он к тебе подкатывал? Шесть? Даже после второго динамо надежды не теряет. И сейчас он ни с кем не встречается, я узнавала. Никто к тебе не придет, чтобы глаза выцарапать.
— Не-е-ет, — со стоном утыкаюсь лбом в ладони, — он же дурак полнейший. Рассказывает только о себе любимом. Сколько кило от груди жмет, сколько нокаутов на тренировке прописал сопернику. Самое главное — врет, как дышит. Если бы он столько народу нокаутировал, Кличко бы у него автограф брать пришел.
— Ну и пусть врет, если член не восемь сантиметров, — практично роняет Анька, выдув последний компот из стакана и поднимается из-за стола, — придержи мое место, я за эклером себе все-таки схожу.
Уф-ф-ф, можно подумать, у меня на некоторое время бетонную глыбу с плеч сняли. Пять минут, пока Анька торчит в очереди, можно передохнуть.
— Кэтти! — только я расслабляюсь — и один большой кабздец обрушивается на мою голову. Один большой кабздец — это Андрей Костров. Из всех заносчивых придурков на нашем курсе — он просто чемпион всего факультета. Еще и называет всех вот так, на американский манер. Утверждает, что его папаша заберет его сразу после универа в Америку, где у него строительный бизнес. У меня, конечно, вопрос — нахрена нужны в Америке такие бестолковые архитекторы, но пусть уж американцы сами с этим разбираются.
