С бору по сосенке - страница 4
Хочу заметить, что Джавахишвили передает две тенденции внутри правительства Ноя Жорданиа. Сам президент был готов пойти в ситуации, когда соседние страны Армения и Азербайджан уже заняты большевиками, на добровольное признание советской формы правления с тем условием, что преимущество в Советах будут иметь меньшевики. А министр иностранных дел Ной Рамишвили в свою очередь отрицал возможность советизации Грузии и рассчитывал только на Антанту. История распорядилась по-другому. 24 февраля 1921 Тбилиси был взят частями 11-й армии, в Грузии установилась советская власть, а правительство республики в полном составе эмигрировало во Францию через Константинополь-Стамбул.
В двадцатых годах прошлого века Михаил Джавахишвили был самым популярным грузинским писателем. Успеху его произведений способствовали сочетания: психологизма с закрученной интригой, иронии с сарказмом, философского раздумья с натуралистическими описаниями. Джавахишвили считается основателем жанра авантюрного романа в грузинской литературе, а его роман «Квачи Квачантирадзе» – в русском переводе Александра Эбаноидзе книга носит название «Каналья, или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе» – образцом грузинского авантюрного романа.
Туда о дружбе, обратно о любви
(О диспутах периода оттепели)[2]
В феврале 1956 г. Хрущев прочел закрытый доклад о культе личности Сталина на XX съезде КПСС. В марте с доклада был снят гриф «секретно», однако для печати он не предназначался. Текст был напечатан в форме брошюрок и разослан по парторганизациям страны. Доклад зачитывался на партсобраниях, на которые приглашались члены комсомольского актива и иногда проверенные беспартийные. Слушателей предупреждали, что конспектировать услышанное нельзя, тем самым добивались обратного эффекта. На многих людей старшего поколения то, что сообщалось в докладе Хрущева о сталинских репрессиях, произвело шок, сравнимый разве со смертью вождя. В то же время родственники вернувшихся из лагерей репрессированных, существование которых скрывалось даже от детей, вздохнули с облегчением. То же можно сказать и о представителях «лженаук» – генетики и кибернетики. Генетик Раиса Львовна Берг рассказывала мне, как учила родившихся вскоре после войны дочерей непослушанию. Если она закрывала глаза, Лиза и Маша должны были их открывать, а если сжимала кулаки, девочки свои кулачки разжимали. Она же дала мне прочесть ходившую в самиздате книгу Жореса Медведева «Биологическая наука и культ личности» – о травле и гибели Николая Вавилова.
Очевидцы вспоминают, что люди начали высказывать свои мысли не только дома, но и в общественных местах, о тяге к диспутам, которые с 1956 г. стали проходить на всех уровнях – в первую очередь в учебных заведениях и библиотеках, а затем и в Домах культуры. Сотрудница Публичной библиотеки Людмила Леонтьева рассказала мне, что в научном зале на Садовой возникла «Свободная трибуна». Читатели могли обсуждать в актовом зале книги и волнующие их проблемы. Конечно, делалось это после подготовки каждого обсуждения сотрудниками библиотеки совместно с комсомольским начальством по заранее оговоренному с читателями графику. Несколько громких диспутов состоялось на филологическом факультете Ленинградского университета. В первую очередь это диспут по роману Владимира Дудинцева «Не хлебом единым», впервые напечатанному в журнале «Новый мир» в 1956 г., а затем выпущенному отдельным изданием, достать которое было невозможно. Герой романа, изобретатель Лопаткин, хочет внедрить свое изобретение, но сталкивается с бюрократической машиной, во главе которой стоит начальник завода Дроздов. Настойчивого изобретателя оклеветывают и сажают в тюрьму. Только благодаря счастливому стечению обстоятельств, Лопаткина освобождают, его изобретение внедряют, но противник остается ненаказанным. Роман вызвал бурную полемику в прессе и среди читателей, не благодаря своим литературным достоинствам, а по причине открытого изображения разрыва между партийной бюрократией и народом. Против романа выступил Всеволод Кочетов, сочинивший в пику Дудинцеву роман «Братья Ершовы» (1958), в котором автор осуждает явления «оттепели». В защиту В. Дудинцева, с другой стороны, выступил Константин Паустовский, который в газете «Московский литератор» написал, что в романе присутствует нужная народу беспощадная правда. Примерно то же самое говорил на диспуте о романе Дудинцева в более резких выражениях студент матмеха Револьт Пименов, вскоре посаженный за антисоветскую; пропаганду и создание соответствующей организации. Обсуждение на филфаке в переполненной аудитории было закрыто после выступления Р. Пименова, который, по словам его жены Ирэны Вербловской, «познакомился с интересными ему людьми». Отмечу, что желание обзавестись новыми единомышленниками, знакомыми, расширить круг общения было присуще многим, приходившим на диспуты. Диспут о книге Дудинцева остался в памяти многих. Проходили на филфаке и другие обсуждения. Студентка Татьяна Наковник, к примеру, рассказала мне о диспуте по поводу постановки «Идиота» со Смоктуновским в роли князя Мышкина. Он прошел на филфаке в той же 31-й аудитории при большом наплыве студентов, но скандалом не закончился.