Самоубийство: до и после - страница 12

Вадику не сиделось в Израиле, как не сиделось нигде. Несколько раз он съездил в Москву.

Поездки в Москву ничем хорошим не обернулись. У него завязался роман с женой одного арбатского художника, разрисовывавшего матрёшки, с которым он был связан торговыми делами. (Как недавно я узнала, эта женщина была довольно известной московской певицей, выступавшей в жанре авторской песни. Она полюбила Вадика и, по словам брата, была его настоящей большой любовью. Когда моя мама спросила Вадика, уже после его приезда в Америку, любил ли он когда-нибудь, то Вадик в свою очередь спросил её: «А ты разве не помнишь, что со мной было в Москве?» После гибели Вадика, по слухам, его бывшая любовь очень сокрушалась. Она умерла два года спустя после его смерти и была похоронена на Волковском кладбище.) Дело кончилось пьяным скандалом и дракой с мужем этой женщины. Они напились, подрались, Вадика заперли в комнате то ли на третьем, то ли на пятом этаже дома, где жила его дама сердца. Он пытался вылезти из окна, привязав шнур или верёвку к какой-то мебели, а в результате сорвался и чудом остался жив, оказавшись в больнице с переломами. К Вадику приехала из Харькова его бывшая жена – ухаживать за ним, за что Вадик остался ей благодарен потом надолго, если не до конца жизни. Трудно сказать, каковы были её мотивы. Возможно, она его любила или просто жалела. Нам Инна не писала, и никакой связи у нас не было. Он вернулся в Израиль, но через какое-то время снова приехал в Москву и опять был до бесчувствия избит мужем женщины, которую любил. Это «лекарство» подействовало, и брат вернулся в Израиль. Ни я, ни мои родители тогда даже не знали, до какой степени он был переломан, когда упал, как был избит и как страшно выглядел. Наши московские родственники не хотели нам сообщать всех деталей, так как прилететь в Москву мои родители всё равно бы не смогли: мы только что приехали в Америку и не могли уехать из страны, не рискуя потерять право на грин-карту, дающей путь к американскому гражданству. Моя мама ухаживала за двумя старыми бабушками, а я возилась с тремя детьми. Осенью 1993 года приехал в Америку двоюродный брат моей мамы и рассказал нам о том, что случилось с Вадиком.

Прошло ещё какое-то время, и Вадик решил воссоединиться с женой, к которой испытывал благодарность. Он хотел помочь ей с медицинскими проблемами, чтобы она прооперировалась в Израиле. Он уехал в Харьков, зарегистрировался со своей бывшей супругой, а затем, когда она изъявила желание приехать к нему, передумал и стал её отговаривать. Отговоры не помогли, и Инна приехала к нему вместе с сыном. Это произошло в 1999 году, то есть тринадцать лет спустя после их первого брака. Теперь его сыну было двенадцать лет. Так мой брат во второй раз попытался на том же фундаменте построить личную жизнь. До этого он перебивался случайными заработками и сидел подолгу на пособии по безработице, но тут взялся за ум и поступил на курсы программирования. Ещё не закончив их, он нашёл работу (курсы пришлось оставить) и с головой ушёл в свою новую профессию. Как рассказывал его товарищ, Вадик работал очень усердно и много, стал трудоголиком. Инна работала уборщицей (она по профессии – учительница музыки), сын учился. Жили они бедно, и мои родители помогали им, как и до этого помогали моему брату, когда он жил один, хотя сами в США жили на пособие по бедности. Мои родители смогли полететь в Израиль только в марте 2000 года, через месяц после смерти бабушки. До этого они были связаны заботой о старых матерях и тем, что не могли покинуть страну, не рискуя своим иммиграционным статусом. Итак, только через девять лет после отъезда Вадика наши родители смогли увидеться с сыном. Вадик был на седьмом небе от счастья. Он не отходил от родителей и даже обиделся, когда они собрались поехать на экскурсию: «Вы же ко мне приехали, а не по экскурсиям ездить». Как вспоминали мои родители, они никогда не видели столько внимания и заботы со стороны сына, сколько в этот приезд.