Самоубийство: до и после - страница 13



21 ноября 2000 года наш отец попал под машину, когда переходил улицу вечером недалеко от дома. У него был перелом бедра, он перенёс операцию. Вадик часто звонил родителям, интересовался самочувствием отца.

Семейная жизнь иммигрантов – это суровое испытание на прочность уз, и многие иммигрантские семьи не выдерживают напора противоречий. У моего брата не было опыта семейной жизни, у Инны не было хозяйственного опыта, не хватало мудрости, желания уступить, пожалеть мужа, который горбатился на новой работе и пропадал там допоздна. У брата в доме не было своего угла, а тут ещё приехал брат Инны и они завели собаку. В семейных конфликтах сын Вадика принимал сторону матери: он жалел мать, с которой вырос, а отца своего знал совсем мало. Доходило до безобразных сцен, и дело приняло довольно страшный оборот. Инна, довольно суеверная особа, внушала моему брату, что он сам дьявол, а он решил, что она ведьма, и готов был её убить. По его собственному признанию, он бы и убил, если бы наша мать не вмешалась, когда приехала, и не помогла Вадику, успокоив его. На сына Вадика все эти скандалы, надо полагать, произвели самое отрицательное впечатление.

Ссоры с Инной привели к тому, что Вадик от неё ушел. Оказавшись один, мой брат впал в отчаяние и однажды, напившись, стал резать себе вены. В этот момент Вадику позвонил школьный товарищ, врач-терапевт, который тоже жил в Израиле, и по разговору с мои братом понял, что дело неладно. Вадик сказал ему следующее: «Состоялся суд. Мне вынесен приговор. Я должен умереть». Друг тут же приехал к нему и повёз Вадика в психиатрическую лечебницу. (Мы так и не узнали, какой ему поставили диагноз. Уже здесь, в Америке, после кончины Вадика один психиатр высказал предположение, что у Вадика в Израиле был приступ психоза.) Затем товарищ брата позвонил в Нью-Йорк, и после разговора с ним мама полетела в Израиль. Это случилось в январе 2001 года, через два месяца после того, как отец попал под машину. Когда прилетела мама, брата уже выпустили из больницы, и он выглядел успокоенным. Маме он объяснил, что жить с Инной он больше не может и принял решение о разводе, а затем пошёл к адвокату. По моим подсчётам, второй брак моего брата с Инной продолжался от силы два года, а первый брак вообще был эфемерен: он у неё бывал наездами, и они нигде вместе не жили. В больнице Вадик виделся с психиатром и затем встретился пару раз с психологом. Пойти к другому психологу по направлению брат не захотел, так как ему было далеко ездить на встречи с ним. Мне он писал время от времени отчаянные письма, а я, не зная чем помочь, уговаривала его идти к психологу…

Тем временем я и мои родители делали всё, что только возможно, чтобы добиться его приезда в Америку. Нам казалось, что, если он будет рядом с нами, мы ему поможем и его жизнь изменится к лучшему. И вот, наконец, в сентябре 2001 года первым самолётом, который прилетел из Израиля после трагедии одиннадцатого сентября, прибыл мой брат, и я увидела его после десятилетней разлуки. Я расставалась с молодым, здоровым, красивым парнем, а передо мной был измученный человек средних лет, полысевший, со старой шеей (особенно больно было видеть его морщинистую шею). Он был какой-то жалкий, и было страшно больно за него. На следующий год он приехал к родителям «насовсем», оставив свою работу программиста.

Приехав в Нью-Йорк, Вадик стал жить с родителями. Они ему дали комнату, в которой раньше жила бабушка (она к тому времени умерла), папа купил компьютерный монитор, стол для компьютера, старался создать уют сыну. Компьютер Вадик привёз с собой: не хотел тратить лишние деньги. К моему удивлению, брат был какой-то озабоченный, нерадостный. Он хотел немедленно устроиться на работу и даже упрекал меня, что я ему не помогаю с поиском работы: он бы, мол, мне в Израиле вмиг нашёл работу, если бы мне понадобилось. Я давала советы, но от моих советов он тоже быстро устал и стал меня упрекать, зачем я ему советую. Вадик устроился работать к одному русскому бизнесмену и за небольшую плату выполнял у него работу программиста. Однако через какое-то время он не захотел удовлетворяться скромным заработком и потребовал прибавки. На том и расстались. Далее следовала череда случайных работ: то на фабрике по изготовлению коробок, то на складе в магазине электроники, то на бензоколонке, то на стройке… На некоторых работах он задерживался, но, проработав какое-то время, уходил, с других его увольняли. Трудно было понять логику его поступков и смысл этих метаний. Когда я ему что-то советовала (а я постоянно говорила с ним о его планах), то его это часто раздражало. Он отвечал: «Чего ты мне советуешь, я же тебе не советую, как жить». Он всё более от меня отдалялся. Сейчас я себя корю за эти советы: к чему разговоры о будущем, о какой-то старости, пенсии – нужно было просто найти путь к его душе, искать этот путь…