– Это сути вещей не меняет, – отвергает теорию Окунев, режет вилкой кусок колбасы.
– Ещё как меняет! А вернее, упрощает, – я продолжаю настаивать, – Были бы мы не знакомы друг с другом с детства, ты бы даже внимания не обратил.
– Рит, ну вот что ты несёшь? – усмехается Ромик, – С чего ты взяла?
– С того, – говорю, – Что родители нас поженили.
– Родители? Разве? Твой папа был против женитьбы, мне помнится, – хмыкает он.
Я кладу в рот кусок огурца:
– Это он притворялся! Чтобы ты ощутил себя завоевателем, – от этой мысли мне даже смешно.
Севка доел, запивает яичницу чаем:
– Наташкин отец говорит, что ей рано встречаться с парнями.
– А она не ровесница разве? – смотрю я на сына.
Тот хмыкает:
– Она классом младше меня.
– Ей пятнадцать? – смеётся отец.
Севка считает в уме:
– Нет, вообще-то шестнадцать.
– Жаль, – сокрушается Окунев, – Лучшая разница – это два года. По себе знаю!
Он адресует мне взгляд, полный смысла. Только вот в чём его смысл, не пойму.
После завтрака, собраны все. Даже Муся выходит в прихожую нас проводить. Севка учится, в том числе и в субботу. У них шестидневка сейчас.
Я работаю, Окунев тоже. Соня у Люси пробудет до вечера. Им весело вместе! И Бублик у них. Так что, садимся в машину. Все трое. Я разрешаю себя подвезти. Машина моя ночевала у клиники. День сокращённый, но всё же приёмный. На мне брюки. Впервые за долгое время. То платье, вчерашнее, бросила в стирку. Скорее всего, не надену уже…
Добросив сына до школы, мы остаёмся в машине вдвоём. Какое-то время звук радио делает тишину между нами выносимой. Но когда Рома тянется, чтобы убавить, я делаю вдох.
– Я записал нас на приём к психотерапевту, – выдаёт он.
– К кому? – усмехаюсь.
– Не важно, это хороший доктор. Его специализация – семейные пары в период кризиса.
Я улыбаюсь, глядя в окно, на пробегающий мимо ноябрьский город:
– Ты думаешь, это поможет нам?
– Уверен, – произносит он твёрдо.
«Мне бы твою уверенность», – думаю я.
Окунев тянет время, как будто нарочно везёт меня так, чтобы дольше.
– Я очень люблю тебя, Рит, – накрывает ладонью мою, когда мы подъезжаем, – Ты единственная женщина, которую я в своей жизни любил. Остальное всё так, шелуха.
Я глотаю слюну, не найдя что ответить. А что я отвечу? Что я его тоже люблю? Я не знаю! Не знаю.
На парковке у клиники не так много машин, как в рабочие дни. Замечаю свою. А ещё… Замечаю Левона! Он выходит из Форда. Без шапки, в пальто. Окунев тоже его замечает. Слышу вздох.
– Хорошего дня, дорогая, – бросает он напоследок.
– Хорошего дня, – говорю, выходя.
Моя жизнь изменилась, когда появился Левон. Да, он был не свободен уже! Но я решила, что так даже проще. У меня есть семья, у него есть семья. И при этом мы есть друг у друга.
Я замедляю шаг, жду, пока он поднимается вверх по ступеням. Не хочу, чтобы он меня видел! Сегодня он вышел вне графика. Сегодняшний день – не его. Остаётся гадать, что могло стать причиной такого «манёвра».
