– Это было недоразумение. Недопонимание. На самом деле нам не угрожала опасность.
Воспоминание о том, как на седьмом месяце беременности она вставала на четвереньки, чтобы заглянуть под автомобиль, быстро всплывает в голове. И Брайони с изумлением понимает, что испытывает ностальгию по тому дерьмовому и страшному времени.
Энгес всегда относился к ее работе с высокомерием, если не с презрением. Брайони знает, что он считал своих чистеньких корпоративных клиентов на голову выше ее заказчиков. Раньше это совершенно ее не волновало, но теперь ей хочется защитить свое прошлое. Они с мужем когда-нибудь заводили разговор о том, чтобы она отказалась от работы раз и навсегда? Или оба допускали такое развитие событий? Что-то она не припомнит. Сейчас, оглядываясь назад, Брайони осознает: все, что происходило после рождения Робби, выглядит смутным.
Энгес наклоняет бокал, и последние капли вина стекают ему в рот. Поставив бокал на кофейный столик, муж зевает:
– Я пошел… Ты скоро?
Брайони смотрит на угли в печи. Одно-единственное полено еще поблескивает красным. Остальные поленья уже превратились в обугленные черные головешки.
– Через минуту, – говорит она, не находя в себе сил подняться с дивана.
– Запри двери, – велит муж.
Брайони не успевает выразить недовольство. Энгес уже идет по лестнице наверх. До ее ушей доносятся характерные звуки: щелчок выключателя света в ванной и шум воды, вытекающей из кранов. Она обводит взглядом тусклую и запыленную комнату. С тусклым огнем в очаге и опустошенными бокалами вся романтика разом исчезла. Вздохнув, Брайони сбрасывает с себя одеяла и бредет, шаркая ногами в носках, от входной двери к задней – проверить замки. У задней двери Брайони задерживается и, поддавшись импульсивному порыву, распахивает ее.
Волны зелени и пурпура прорезают небо, мерцая и пульсируя. Брайони ступает на холодные плиты крыльца, не заботясь о том, что влага просочится сквозь ее толстые носки. Обхватив себя руками и вскинув голову, она замирает, потрясенная неземной красотой неба.
Когда-то она побежала бы за Энгесом, чтобы разделить с ним это мгновенье. Но этой ночью у нее не возникает такого желания. Брайони бредет по лужайке, ноги уже мокрые насквозь, но холода она не ощущает. И, словно загипнотизированная, она продолжает идти, увлекаемая потусторонними огнями и неописуемой красотой вдалеке.
В комнате тихо. Теперь, когда ветер и дождь остались за дверью, отсутствие звуков отдается в ушах Кэла оглушающей тишиной. Робби открывает и закрывает рот, но его попытки выдавить хоть слово каждый раз заканчиваются неудачей. Его худощавое тело сотрясает дрожь. Шона ставит чашку с чаем на стол перед юношей и, отойдя назад, застывает со своей чашкой у двери, прислонившись к стене. Она выглядит расслабленной, но Кэл чувствует ее готовность прийти на помощь, если понадобится.
Нет, тишина в их коттедже не мертвая. Ему только показалось. В дымоходе свистит ветер, а оконное стекло под каплями дождя дребезжит, как под градом гравия. Их коттедж соседствует с другими домами, но стены слишком толстые, поэтому Кэл сомневается, что кто-то услышит их крики о помощи.
Робби склоняет голову над чаем, подставляя лицо пару, и обхватывает чашку обеими руками в надежде согреться.
– Простите, что погнался за вами, – повторяет он снова. – Просто мне надо… Мне сказали, что вы в пабе. Это же вы? Человек из газет? Тот, кто ведет подкаст? Я видел вас как-то по телику… Но у меня плохая память на лица, поэтому… – Робби прищуривается.
