В такой обстановке, лишениях и трудах девушки успевали еще веселиться, петь и плясать. Когда им выдали новенькие полушубки, они сразу побежали к зенитчикам – показать, покрасоваться и услышать вдохновляющие комплименты. Если же устраивались на короткое время, как пауза, танцы, то все уже привыкли к тому, что Миша приглашал Варю, а Сережа – Тоню.
Но вот приближался срок битвы под Москвой. Некоторые из сотрудниц библиотеки, командированные строить оборонительные сооружения, ходили с лопатами на Поклонную гору. А потом рассказывали своим коллегам, оставшимся дежурить в библиотеке, как ложились на землю и прикрывали голову лопатой, услышав воздушную тревогу. В конце октября, в условиях приближения фашистов к Москве, в читальном зале Ленинской библиотеки едва насчитывалось десять-пятнадцать человек. Но все равно это были читатели, все равно библиотека продолжала выполнять свои основные задачи.
В ноябре случился самый пик воздушных налетов на столицу – прозвучало сорок пять воздушных тревог. И это с учетом того, что в московское небо прорывалась лишь двадцатая часть вражеских самолетов.
Тоня получала от отца заветные конвертики, приходившие ей на адрес библиотеки, пока ее мама «кочевала» по квартирам знакомых и дежурила в госпитале. Советские воины сражались так, что оборонительные действия перешли пятого декабря в наступательные. Немецкий план взять Москву в течение первых десяти недель провалился окончательно, а следом за ним и вся операция «Тайфун». Хотя перевес в людях и технике был на стороне фашистов почти в два раза.
Тонин отец сражался под Можайском. Весточки от отца в ноябре перестали приходить, но Тоня до последнего верила, что он жив. Может быть, ранен. Когда до москвичей дошел слух о прорыве обороны под Можайском, о том, что сам город уже оставлен, а в Москве началась эвакуация, то москвичи запаниковали. Но паника продолжалась всего несколько дней. Миша и Сережа рвались на фронт, просили их отпустить. Варя и Тоня решили остаться в библиотеке до конца.
Седьмого ноября прошел военный парад на Красной площади, что воодушевило не только москвичей, но и остальных граждан Советского Союза. Принимал парад маршал Буденный, известный еще со времен Гражданской войны. Тоня жалела только, что в этот день в Москве не было отца, который воевал в его конной армии.
− Эх, знал бы папа!
− Напиши ему, он наверняка с интересом почитает твое письмо, − сказал Сережа.
− Пока не знаю, куда, где он сейчас…
− Он сражается, а я тут… смотрю…
− Ты тоже несешь боевое задание.
− Что это по сравнению с полем боя!
− Это мы сейчас уже привыкли, а как в начале было страшно! Я в первую ночь налета просто остолбенела на какое-то время.
− Девчонка, − по-доброму усмехнулся Сережа.
Ребята стояли на краю крыши книгохранилища, где была размещена зенитная установка. Бушевала метель, Тоня ежилась в новенький полушубок, Сережа поднял овчинный воротник дубленки. Но девушка не смогла досмотреть до конца – ее отпустили лишь на двадцать минут. Когда закончился парад, Сережа продолжал всматриваться вдаль – танки, прошедшие по Красной площади, теперь шли по городским улицам, возвращаясь на фронт. А он так хотел бы вместе с ними!
В конце года пришла похоронка на отца Тони. Девушка держалась во время рабочих часов на людях, но как только оставалась одна днем или ночью на крыше во время дежурства, то плакала. И снова ей помогла Варя, подруга, ставшая сестрой, которая рассказала о смерти своих родителей в тридцатые годы, о своих переживаниях, чувстве одиночества и отчаяния. Но все прошло, улеглось, надо жить дальше. Хотя бы ради памяти родителей.
