Семья, таким образом, представляется как очаг культурного развития и передачи традиции, особенно на низших ступенях цивилизации. Для этого института, подчеркивает Малиновский, функция сохранения и преемственности традиций столь же важна, как и продолжение рода. Если влияние семьи огромно в современном мире, то оно было несравненно большим на первоначальных ступенях, когда она являлась единственной школой человека. Для человеческой семьи существенно то, что окончание образования не воспринимается ими сигналом к расставанию. Даже после того, как взрослый человек оставляет своих родителей и обзаводится собственной семьей, его связи с предками остаются активными. Этим обусловлена исключительная роль семьи и в процессе возникновения социальной структуры.
Как отмечает Малиновский, у всех без исключения примитивных народов местная община, клан и племя организованы путем постепенного расширения семьи, они неизменно основываются на идеях ухаживания, вытекающих из местных обычаев, принципов авторитета и ранга, обусловленных первоначальными семейными связями. Именно в этом взаимодействии между всеми более широкими социальными группировками, с одной стороны, и семьей, с другой – проявляется, по наблюдению английского антрополога, фундаментальное значение последней. В «примитивных» обществах индивид строит социальные сети по модели своих отношений с отцом и матерью, братом и сестрой. В этом вопросе обнаруживается, по словам Малиновского, полная солидарность современных антропологов, социологов и психологов. Социальные отношения не могут быть редуцированы к дочеловеческой стадности, они выводятся из развития единственных связей, которые человек воспринял (но не скопировал) от своих животных предков: отношения между мужем и женою, между родителями и детьми, между братьями и сестрами – семьи. Культура, таким образом, сформировала новый тип человеческих связей – семью, институт, которому нет аналога у животных. И как раз этим фактом, по мысли Малиновского, предопределена и серьезная опасность разрушения этого института. И в древности, и теперь эта опасность дает себя знать в различных формах тенденции к инцесту и восстанию против авторитета.
Итак, начало человеческой семьи для науки покрыто мраком, по этому поводу уместны лишь осторожные догадки и гипотезы, которые призваны максимально полно осмыслять максимальное количество имеющихся фактов. Оценивая приведенные выше концепции в качестве таких гипотез, мы склоняемся к той линии объяснения, которой принадлежал Бронислав Малиновский. Попробуем изложить ряд соображений, которые «вопреки старой фантастической гипотезе о «промискуитете» и «групповом браке»>11 убеждают в правомерности фундаментальных положений концепции Малиновского.
Во-первых, очевидным фактом является наличие уже у животных достаточно развитых форм семейной жизни. Ни о каком промискуитете по отношению к жизни высших животных говорить не приходится: половых отношений совсем никак неупорядоченных животный мир практически вообще не знает. По крайней мере, на уровне птиц и млекопитающих можно легко найти почти все формы брака, указанные Морганом. Уже у птиц очень распространена парная семья: большинство птиц продолжает свой род именно так: создавая пары на определенный период, не на всю жизнь, а временно, но строго однозначные пары. Можно обнаружить у птиц и «патриархальную» семью: достаточно зайти в любой курятник, чтобы обнаружить там «главу семьи» в окружении «жен и детей», который ревностно охраняет свой «дом, имущество и домашних» от всевозможных посягательств. Однако, конечно, «патриархальная семья» гораздо более распространена у млекопитающих, по существу любое стадо или стая представляет собой именно подобие патриархальной семьи, или порой коалицию «патриархальных семей». Многие исследователи фиксируют у животных и даже птиц случаи такого долгого парного сожительства при игнорировании иных потенциальных партнеров, что впору говорить и о примерах моногамной семьи, которые демонстрирует нам дочеловеческий мир.
