Оружия у меня напасен арсенал, оно всегда наготове.
Но едучи с миром, а не мечом, я мягко оделся-обулся,
И хотел об одном: коль ты храбр, как тебя мне хвалили,
Окажи мне услугу, не откажи в одиночной забаве, так -
Ради смеха.
Артур отвечает, спокоен:
«Ты на поединок приехал?
Добро же, доблестный воин,
Поверь, будет тебе потеха.»
«Нет уж, где мне биться с безбородой богатырней,
Стыд один! Сяду я на коня, себе самому под стать,
Самый отчаянный из твоих не окажет мне отпору.
Речь только об одной резвой рождественской игре,
Славной в святочные дни у сорвиголов-удальцов.
Видь: важный топор? Вызываю любого вашего взять
Двумя руками за верное его ратовище, да рубануть
По небороненной шее, и отсечь буйную мою башку.
У кого из твоих хватит духу или дури, долбануть -
Сей же час подставлю под удар затылицу и плечи:
Выходи, кто хочет, и хорошенько хватани меня –
Я откажу смельчаку и секиру свою, коли сдюжит -
Потому как в ответ я ж попотчую прыткого тоже!
А, ребята? Да не сразу расплата, погулять разрешу
Хоть недолго.
Год и день готов пождать
Вишь-ка ты, с возвратом долгу,
Только чур – мне слово дать -
А то ищи в стогу иголку!»
Тут все выпучились: он вообще в своем уме,
Или от зелени и мозги до затылка замшели?
А приезжий сидит в седле, да смотрит: слабо?
Сверкает своими красными свирепыми очами,
Поводит бровями, поглаживает бравую бороду,
И рыскает по рядам, неравно найдется рьяный,
И вскочит, но не встал и рьяный, тут вальяжно
Захохотал он, аж закашлялся и злорадно гаркнул:
«Да это ль хваленый Артуров доблестный двор?
Где ваша гордость, где грозный и праведный гнев?
Смелые речи, светский манер, жажда до состязаний?
Знать, у бойцов-то бравада одна, да бахвальство -
Стоило слово сказать, вы чуть под стол не скатились,
Здоровы! А еще топоришко не зазвенел, не занесся!»
И так громко гордец этот загоготал, гадко трясясь,
Что король, губу закусив, и краску обиды скрывать
Уж не силясь,
Вдруг вскипел как ветер,
И все вокруг сгрудились:
Он не страшился смерти -
Им рыцари гордились.
Но Артур собой овладал, и ответил: «во имя Отца,
Приятель, просьба твоя не глупа, зато причудлива -
Много ты над ней мозговал? Но мы тебя уважим.
Наших никого не смутили твои надменные слова.
Живо, где твоя железяка, я тя с легкой душою ожгу,
Пособи мне Господь, ты получишь заветный подарок!»
Тут Артур низко нагнулся и схватил наглеца за рукав,
С силой вынял секиру и с нею прыгнул вниз со стола.
Всадник сей же час сходит на лещадь40 с коня и стоит,
Беспечно пред королем, нависая как башня, башкою.
Опять он посмеивается и поглаживает бороду, полы
Кафтана распахивает и не комом кладет на скамью,
А бережно, будто бы в баню, будто ему не булатом
Шею просадят, а поднесут пересохшему горлу чарку
Вина.
Гавэйн подле королевы,
Как сидел, едва склонясь,
Говорит: «Артур, без гнева,
Испытать изволь меня.
Велите мне выйти изо стола и встать подле вас -
Любо пособить, лишь бы леди молвила «ладно»,
Бок о бок с вами пред сим благородным двором!
Потому не пристало Вам во престольных палатах,
Ваше величество, возражать на вздорный вызов,
Хоть не терпится на топорные речи дать твердый
Ответ самому. Здесь сидят на скамьях смельчаки,
Жизни которых, кажется мне, не жарчее вашей,
И не богаче бранные подвиги, где б ни бряцала
Сталь и ни свивались стяги. Я самый слабый из вас,
Еще без царя в голове, вчера от цацек да в ципках,
Тот и прок, что племяник я ваш, и бренная плоть -
Вашею орошается кровью! Отдайте оружие мне:
