– То есть по одному вампиру на трех человек? – перебив его, спросила Катаржина. – И как, не страшно вам? Вдруг они взбунтуются?
Пандер Корнель визгливо, как поросенок, хохотнул, словно не поняв, говорит ли она серьезно или шутит.
– Ну, что вы панде Катаржина. У нас здесь полный порядок и учет. Все вампиры пересчитаны и пронумерованы, у каждого есть свой идентификационный номер, выбитый на шее. Они обитают в благоустроенных бараках в восточной и северной части города. У каждого есть своя индивидуальная комната, метражом не меньше, чем три на два. Вполне себе комфортабельные условия! Я бы сам так жил, между прочим.
– А вы, где живете? – спросила Катаржина, равнодушно глядя вдаль.
– У меня… Мы с супругой живем на южной части города. Знаете, панде Катаржина, приходите-ка к нам в гости! У нас есть самовар, на углях его топим. Это, скажу я вам, настоящий чай, а не то, что в этих новомодных электрических чайниках. А жена моя пирог испечет с яблоками…
– Обязательно придем. В эту пятницу в семь, вас устроит? Полковник Домак запишите.
– Записал, панде Катаржина, – отчитался Домак, убирая в карман кителя записную книжку и огрызок карандаша.
Пандер Корнэль покраснел, как накалившийся самовар. Разумеется, он не ожидал, что она согласится и звал лишь из приличий, но никто не тянул его за язык.
Колеса заскрипели на снегу и автомобиль остановился возле слабо сиявших во мраке неоновых ламп, окружавших вывеску отеля.
Отель в Хортске был один единственный, так что выбирать не приходилось. Внутри пахло мебельным воском, дешевым одеколоном и крысами, но латунные ручки дверей и балясины перил были натерты до блеска, а стоптанные ковры идеально вычищены.
Катаржина вошла в отведенный ей темный номер, потянув за собой Домака. Ей предоставили люкс, но если это был лучший номер в гостинице, то ей было даже жаль остальных членов делегации. Такой паршивой комнаты надо было еще поискать.
Они не стали даже раздеваться. Не было настроения. Катаржина хотела лишь расслабиться после дороги. Она устала и хотела спать.
Домак тоже был словно варенный и двигался так, будто превратился в станок на заводе, гоняющий из стороны в сторону поршень.
– Что с тобой не так? – раздраженного выдохнула Катаржина, получив свое скудное удовольствие и поправляя смятое шерстяное платье и шерстяные чулки.
Проклятый север! На ней было больше шерсти, чем, когда она, обернувшись волком, бегала по лесу. И как в таких условиях оставаться женственной и элегантной?
– У меня родился сын, – после недолгого молчания сказал Домак, опускаясь в кресло.
Он так и не снял шинель, лишь расстегнул. Его волосы были растрепаны, а глаза словно отлиты из хрусталя, и смотрели в пустоту, будто вглядываясь в бездну.
Катаржина удивленно на него посмотрела. Она отвлеклась, поправляя смазавшуюся помаду, глядя в зеркало старого лакового трюмо, и уже забыла, что сама его о чем-то спрашивала.
– Поздравляю. Как назвали? – уточнила она, убирая пальцем, осыпавшуюся с глаз тушь.
– Милошем.
– Так себе имя. Не думали взять, что-то более мужественное? У меня так хомяка звали…
– Это в честь деда.
– Ну раз так…
– Он тоже простой человек, как и старшие два, – добавил Домак почти шепотом.
Катаржина вздохнула. Теперь она могла понять его хмурый вид. Ее бы это тоже не обрадовало.
– Знаешь, иногда внутренний зверь просыпается не сразу. Некоторым на это нужно чуть больше времени. Мой, например, спал пока мне не стукнуло пять. Зато потом пробудился, да еще какой. К тому же, Бьянка ведь тоже человек, верно?
