Сердце красного гиганта - страница 10

Мы кое-как выползли на берег, сбив пальцы о гальку, колени стерев о песок. Двое испуганных и дрожащих лежали на берегу, пытаясь отдышаться, и не могли найти ни единого слова, чтобы сказать.

С волос капало на песок, все тело содрогалось. Я распластался на животе и повернул на нее голову: она лежала на спине, глядя в небо, и, казалось, почти не дышала, хотя я не мог восстановить дыхание до сих пор и с остервенением марафонца качал легкими воздух. От воды ее волосы казались абсолютно черными, беспорядочный узор локонов обрамлял бледное лицо, губы – синюшно-фиолетовые от холода – придавали ей вид поистине мертвецкий, что, тем не менее, красоты ее не портило, даже, кажется, напротив – очень ей шло.

– Зачем ты туда полезла?

Она не обратила на вопрос ровно никакого внимания. Качаясь, перевернулась на четвереньки, закашлялась. Села на колени и посмотрела на море. То, как она смотрела на воду сейчас, было совсем не похоже на то, как смотрела до этого. Без этого темного обожания, без горечи разлуки, без прежней любви. Смотрела: затравленно, с ужасом, сломано, преданная ему и им.

Потемневшая от воды, ткань ее одежды походила на камень, а сама она – на скульптуру. Я испугался, что она сейчас снова пойдет к воде. Я позвал ее.

Обернулась. Я видел, что она была напугана, но не тем, что чуть не утонула, а тем, что только что ей открылось, пока она смотрела на воду. Я чувствовал это, и мне было страшно, как ей. Она вся дрожала.

– Пожалуйста, поедем домой.

В город мы вернулись в густых сумерках. Серо-сливовые облака тяжело нависли над волнующимся морем и обещали вскоре разразиться грозой. Ехали молча. Она дрожала, кутаясь во все тот же кардиган, меня время от времени пробирал озноб, но в целом я держался. Изредка косился на нее, когда казалось, что она совсем уж слилась с креслом, ушла в себя и грозилась не вернуться.

Пока ехали, копался в памяти, вспоминая, есть ли дома хоть что-то, чем можно затравить в зачатке простуду – здоровье, что у нее, что у меня, оставляло желать лучшего, так что не было никаких сомнений, что завтра, если не предпринять никаких действий, мы оба проснемся больными. Безуспешные изыскания привели к выводу, что из медикаментов в квартире есть только водка и горячая вода.

Когда поднимались в квартиру, ветер уже во всю хлопал ставнями и потрошил деревья, срывая с них листья. По ее ушедшему глубоко внутрь взгляду, было понятно, что, если о ней сейчас не позабочусь я, она сама не станет этим заниматься, и это была еще одна вещь, в которой мы были до невозможного похожи.

Включил газ, поставил греться чайник, завернул ее в плед и велел выпить чаю, а сам ушел отмывать ванну – нам обоим нужно было согреться, и горячая вода для этого была лучшим средством.

Я открыл вентили, вода хлынула, пар медленно поднимался над ванной, заполняя комнату.

– Ну что, чай выпила? – Ее не оказалось в кухне. Я понимал, что из квартиры она уйти не могла, но сердце все равно сжалось от страха. На улице бушевал ветер, начиналась гроза, далеко над морем уже вовсю полыхали молнии, гром глухо расходился по облакам. Вспышка – лампочка на кухне замигала. Я зашел в комнату.

Ветер лениво хлопал шторой, выдувая ее сквозь узкую щель открытой двери балкона. Она стояла там, обнимая себя руками.

– Эй. – Она вздрогнула и повернула на меня голову. Стояла босая. – Пойдем, отогреешься. – Опять отвернулась, не слушала, на ее щеках тускло поблескивали слезы. Она стыдливо всхлипнула, стараясь не плакать, и зябко дрожала. Я обнял ее, она ткнулась в мое плечо и беззвучно разрыдалась. У нее подкосились ноги, и я еле успел подхватить ее – она была вся ледяная, я не без труда донес ее до ванной, раздел и усадил в воду.