Сердце красного гиганта - страница 9



Но если так, то я был самым жестоким создателем.

– Ты же хотела куда-то к морю. В горы. – Она на меня повернулась, а после потупилась, уставившись глазами в руки. Вертела на пальце кольцо с самой ужасной на свете надписью. Оно когда-то принадлежало мне.

– Не издевайся надо мной.

– Прости.

Нет, о ее переезде сюда мне не стоило не то, что говорить, но и думать. Там у нее была жизнь, каждый клочок которой она выгрызала у судьбы клыками, и даже для меня просить пожертвовать этим было кощунством. Как бы я ни хотел видеть ее рядом.


– Как твоя мама?

Вопрос был задан так тихо, что я мог сделать вид, что не услышал. Особенно за резко ударившим в уши пульсом. С моей стороны было глупо надеяться, что, если я окажусь с матерью в одном месте, стоящая между нами стена просто рухнет. Но разбирать ее камень по камню сил не было ни у меня, ни у нее.

– Она не захотела меня видеть.

Я видел, как она молча кивнула. Женщина, что самоотверженно вычищала мои гноящиеся раны, хотя знала, что не сможет их залечить ни своими словами, ни заботой, ни близостью. Не сможет заменить ее.

Через час мы приехали. Она вышла, не дождавшись, пока я поставлю машину. Когда я вылез, она стояла в метре от кромки воды, точно стеснялась подойти ближе. И смотрела – она смотрела на море. Я мог бы сказать, что желал, чтобы женщина смотрела на меня так же, как сейчас она смотрела на холодные волны, да не хочу лгать: она на меня так смотрела. Болезненным тяжелым взглядом, в котором лихорадочно тлело все: любовь, тоска, надежда, боль, страдание и мука, снова боль и все, и все горело. Я не мог от нее отвернуться.

С моря резко дохнул ветер, и она поперхнулась соленым воздухом. Тлеющие угли погасли, кардиган упал на песок, ботинки были сняты, она шла вперед.

– Стой!

Но она уже не слышала. Перешагивая пену, вошла в воду. Дно в этом месте резко уходило вниз, и она вскрикнула, провалившись в холодную воду по бедра.

Ветер разбивал вдребезги волны, тусклое серое солнце отражалось в брызгах над ее головой. Ее волосы сбились, разметались кудрями по лицу. Вода и ветер сделали свое. Я улыбнулся. Я не мог не. Пока она не пропала.

* * *

Я оступилась, и вода сомкнулась над моей головой. Секунда на испуг, на попытку сердца выскочить, а тела – сопротивляться, но после – объятия моря. Темнота и тишина, ребра сдавлены заботливыми руками огромной массы воды. Небо уходит наверх, все не имеет значения. Я падала.

Погрузившись в море с головой, уже не боишься. Страшно только, когда заходишь: штормовые волны бьют и роняют, вода хлещет в лицо и щиплет глаза. Но в толще воды страх уходит – даже если ты тонешь, ты уже не боишься.

Из груди вышибло дух, из головы мысли, кровь не билась в ушах, ее вообще во мне не было. Время остановилось, я не понимала, сколько секунд прошло. Или минут? Или часов? Тусклый круг солнца по ту сторону серой волны стремительно удалялся, я тянулась к нему руками, но достать не могла. Боль отступала, уступая место святой пустоте. Блаженному ничему.

Глухой звук, круг солнца исчез. Стальная хватка цепких рук, сопротивление материи, абсолютная темнота. Боль. Белый свет обжигает сетчатку, вздох разрывает легкие тысячей игл, ледяной холод и страх. Так возвращаются из мертвых, так ощущается жизнь.


* * *

Ее било крупной дрожью, и она продолжала судорожно хватать воздух ртом. Не разбирая, где верх, а где низ, боясь, что она опять ускользнет и исчезнет, я цеплялся глазами за берег и просто тянулся к нему. Вода, три минуты назад казавшаяся игривой и ласковой, хлестала и била, толкала, топила, лишала оставшихся сил, но я не мог, я не мог ей позволить уйти.