Читать онлайн Константин Писаренко - Сергей Киров. Несбывшаяся надежда вождя

© Писаренко К.А., 2023

© Фонд поддержки социальных исследований, 2023

© ООО «Издательство «Вече», 2023

«1 декабря, в 16 часов 30 минут, в городе Ленинграде, в здании Ленинградского Совета (бывший Смольный) от руки убийцы, посланного врагами рабочего класса, погиб Секретарь Центрального и Ленинградского Комитетов ВКП (большевиков) и член Президиума ЦИК СССР товарищ Сергей Миронович Киров». Это правительственное сообщение опубликовали в газетах 2 декабря 1934 года.

Кто же пал жертвой убийцы? «Администратор исключительно средних способностей… не имевший какой-либо политической важности», – заявил американской прессе в сентябре 1936 года Лев Троцкий. «Слабый организатор», – добавил сорок лет спустя в частной беседе Вячеслав Молотов.

Однако коли так, то откуда столько шума вокруг личности Кирова, столько внимания к обстоятельствам его гибели? И откуда устоявшееся убеждение, что смерть «замечательного оратора, массовика», умевшего «дойти до человеческих душ» (это уже Лазарь Каганович), повернула судьбу страны?

А ведь, похоже, и вправду повернула. О культе личности Сталина написано много. О том, что Сталин устроил посмертный культ личности Кирова, – почти ничего. В предвоенные годы Мироныч превратился во вторую по значимости персону в большевистском пантеоне после Ленина. Опередив даже таких «выдающихся вождей», как Свердлов и Дзержинский.

Так выглядели центральные газеты 2 декабря 1934 г.

Менее чем через пару месяцев, в январе 1935 года, скончался Валериан Куйбышев, фигура вроде бы равнозначная Кирову. Однако эта утрата не вызвала той же великой скорби ни у генсека, ни в стране. День смерти Куйбышева не считался «черным днем» довоенного советского календаря. А 1 декабря считалось.

Ежегодно в этот день целые полосы центральных и местных газет отводились под материалы о Кирове. В городах, связанных с ним, открывались музеи, а по всей стране – выставки. На площадях устанавливались памятники, в скверах и помещениях – бюсты. В киосках продавались открытки, посвященные Кирову. В клубах читались доклады и лекции о нём, на заводах и фабриках устраивались «читки» его статей и речей. И, конечно, проводились митинги, где дружно проклинали «врагов народа», погубивших лучшего сына партии.

В «горниле» этих мероприятий в общественном сознании страны и сформировалась первая версия, официальная, гибели вождя ленинградских коммунистов: «Киров руководил разгромом троцкистско-зиновьевской банды в Ленинграде, оставив оппозиционных генералов без армии… Поэтому он был ненавистен врагам народа – зиновьевским бандитам. Поэтому первый удар подлых наймитов гестапо был направлен на Сергея Мироновича Кирова». Так написал в кратком биографическом очерке, изданном в 1936 году, Б.П. Позерн, близкий соратник Кирова, который хорошо Кирова знал, на глазах которого Киров умер… Как ему не поверить?!

Поверили, но не все. Недаром именно тогда появилась хлесткая частушка «о коридорчике», где Кирова убил не Зиновьев, Троцкий или Бухарин, а… Сталин. Возникла она на фоне Большого террора, набравшего силу в 1937 и 1938 годах. Однако стартовал процесс именно после выстрела в Смольном, ставшего своеобразным Рубиконом, сломом эпох. Современники почти сразу почувствовали это. «Первым последствием, несомненно, будут аресты, а вторым – переворот в политике», – очень точно угадал в те декабрьские дни один из руководителей «Гипроазота», научного института из ведомства наркомтяжпрома Орджоникидзе. И добавил: «Реорганизация ОГПУ в НКВД означала смягчение борьбы, которое… вызвано смягчением борьбы контрреволюции. Но убийство Кирова доказывает, что борьба продолжается», и нет гарантии, «что не будет поворота к массовым арестам и террору».

А вот мнение академика Ивана Павлова, 12 декабря 1934 года: «Газеты раздули убийство Кирова в политическое событие… Вероятно, ревность или личные взаимоотношения вызвали эту смерть, и я не понимаю, к чему эти горы трупов… 17 лет мы живем под террором ГПУ. Последние месяцы, казалось, это исчезло, перешли к культурным формам работы, но теперь вновь жестокость и террор»[1].

Примечательно, и чиновник, и ученый расходятся в оценках причин трагедии, но сожалеют оба об одном – о завершении короткого периода (в несколько месяцев) «смягчения» репрессивной внутренней политики в СССР. Отсюда – ощущение и у них, и у многих других, что 1 декабря 1934 года случилось что-то непоправимое. И пока для всех важно не то, кто убил, а осознание утраченного с гибелью Кирова шанса жить «культурно», без постоянного страха, по-человечески…

Вопрос «кто виноват» станет актуальным позднее, когда в жерновах террора погибнут и оппозиционеры всех фракций и уклонов, и стойкая «ленинская гвардия», и «масса» обычных граждан, как интересующихся большой политикой, так и равнодушных к ней. Когда предчувствие, что смерть Кирова открыла перед советским обществом врата ада, подтвердилось.

За истекший почти век главных версий сложилось всего три:

1. Оппозиция.

2. Одиночка.

3. Сталин.

Каждая, соответственно, разбивается на свои более частные интерпретации, по-разному объясняющие подоплеку роковой смены эпох. Версия оппозиционная – лишь на первый взгляд ходульная до абсурдности. «Кто стрелял в Кирова?.. подлый фашистский бандит Николаев», член «подпольной троцкистско-зиновьевской фашистской террористической организации», стремившейся «убить вождей советского народа, уничтожить завоевания рабочих и крестьян, восстановить капиталистическое рабство в нашей стране».

В основе официальной трактовки – знакомство убийцы Кирова, Л.В. Николаева, с рядом активных участников зиновьевской оппозиции. Но для Ленинграда 1934 года общение с бывшими оппозиционерами не исключение, а норма. Тот же Киров выдвигал на важные посты немало тех, кто поначалу на собраниях голосовал против него… А иные весомые аргументы в пользу оппозиционного следа отсутствовали.

Хотя зацепки имелись. Например, адрес и телефон германского консульства в записной книжке Николаева. В 1934 году! После того как немцы организовали успешные покушения в Вене на австрийского канцлера Энгельберта Дольфуса (25 июля), а в Марселе – на югославского короля Александра I Карагеоргия и главу МИД Франции Луи Барту (9 октября). Если кому-то нужен свой «поджог Рейхстага», то фигура Николаева – самая удобная, чтобы надолго и накрепко связать в памяти народной Зиновьева и Каменева с Гитлером. Тем более что консул Рихард Зоммер «сбежал» из Ленинграда в Финляндию уже утром 2 декабря… Но власть не воспользовалась моментом. Возможно, её целью в ту пору были все-таки не поголовные репрессии оппозиционеров, как в Германии, а что-то иное?..

«Завершением успехов Кирова был ноябрьский 1934 г. пленум ЦК… Киров был главным докладчиком и героем дня. Вновь был поднят вопрос о его переселении в Москву и решен в положительном смысле. Было постановлено, что… это должно состояться… еще до нового года. Под его непосредственное руководство были поставлены все отделы Секретариата, которые были связаны с идеологией…

Уже первые телефонограммы, принесшие в Москву известие об убийстве, не оставляли сомнения в том, что убийство носило политический характер… Если относительно Сталина можно думать, что он одно время относился сочувственно к… политике замирения внутри партии, то его ближайшее окружение, его рабочий штаб был целиком против нее… Во главе… сопротивления стояли Каганович и Ежов… Этот дуумвират… с самого начала высказывался против политики замирения внутри партии. Пока был жив Киров, их выступления не отличались большой решительностью. Они довольствовались тем, что настраивали против неё Сталина… да всеми силами саботировали переселение Кирова в Москву… И вот теперь, после смерти Кирова, которая была выгодна только этому дуумвирату, они выступили открыто…»

Эту сенсационную версию обнародовал меньшевистский «Социалистический вестник» в двух номерах от 22 декабря 1936 года и 17 января 1937‐го: Кирова убила не «старая» оппозиция, а «новая», из числа сталинистов-консерваторов. Именно они и внушили вождю, что подлинные заговорщики – троцкисты, зиновьевцы и каменевцы. Автор материала, «старый большевик», прямо не обвинил дуэт в убийстве, но намекнул весьма прозрачно: «…в декабрьские… дни 1934 года у нас как-то внезапно вырос интерес к делу об убийстве Столыпина, с которым в деле об убийстве Кирова имеется очень много общих черточек». Между тем Столыпина убил «одиночка», связанный с охранкой, не по приказу царя, а по внушению консервативной части царского окружения. Гибель Кирова оказалась финалом аналогичной «борьбы за влияние» на царя советского – Сталина.

Обложка журнала «Социалистический вестник». [Из открытых источников]

В отличие от прямого навешивания ярлыков на зиновьевскую оппозицию, данное объяснение политического кризиса в СССР выглядело более правдоподобным. Оно вызывало доверие, особенно после разгадки личности «старого большевика» – Н.И. Бухарина. В апреле 1936‐го он в Париже общался с Б.И. Николаевским, который по мотивам бесед с «любимцем партии» и написал для «Социалистического вестника» очерк о нравах в кремлевском закулисье. А материал автор подал так, чтобы знающие люди сразу вычислили, кто послужил источником информации.

Однако на встречах двух старых знакомых присутствовала жена Бухарина А.М. Ларина, и она в воспоминаниях опровергла, что муж говорил гостю что-либо настолько конфиденциальное. Более того, Анна Михайловна не исключала, что Николаевский умышленно подставил Бухарина накануне февральского 1937 года пленума ЦК, одобрившего арест Николая Ивановича. Причем не по собственной инициативе, а по наводке НКВД. Из Москвы же поступил и нужный материал.

И как все совпало! Командировку Бухарину в Европу под предлогом покупки архива Маркса организовала то же Москва. Впрочем, приобрести архив не получилось, а Бухарина срочно отозвали на родину вскоре после того, как он переговорил с Николаевским без свидетелей – кого-либо из членов делегации или сотрудников советского посольства… Неужели за сенсацией в эмигрантской печати – что Кирова убила одна из фракций сталинистов – стоял сам Сталин?

Интересно, что спустя более полувека концепцию переосмыслил Ю.В. Емельянов: «Организаторы убийства Кирова стремились дестабилизировать политическую обстановку в стране и вывести из равновесия Сталина…», побудив на «импульсивные шаги», на основе которых развертывались массовые политические репрессии. Они думали повторить прецедент покушения на Ленина в 1918 году, после чего «необыкновенно усилилась власть ВЧК». Теперь тот же эффект ожидался по отношению к новому карательному органу – НКВД.

Так, по мнению историка, проявила себя новая сталинская оппозиция, возглавляемая не Кагановичем с Ежовым (не годились они на роль кукловодов), а секретарем ЦИК СССР А.С. Енукидзе и примкнувшим к нему наркомом Г.Г. Ягодой. Заговор метил в Молотова, считавшегося «главным проводником неумеренно жесткой линии и защитником «перегибщиков». А Кировым пожертвовали, чтобы НКВД приобрело полномочия, необходимые для навязывания Сталину иной линии, отличной от молотовской… Заговор этот провалился. Енукидзе пал весной 1935 года, Ягода – осенью 1936‐го. Молотов устоял, но отныне с оппонентами, реальными или потенциальными, не церемонились…