«Тема: Прошу прощения
Ситуация с каждым новым посланием становится все глупее. По крайней мере, так кажется мне. Ты как будто защищаешься и пытаешься мне что-то объяснить. Глупости все это. Мне глубоко наплевать на наследство, и делай с ним, что хочешь. Мне так же, как и тебе, смешны катины инсинуации, которые не вызывают ничего, кроме жалости. Жаль только, что написанное мной было понято как попытка позаботиться о собственном благополучии, а это не так. Просто, в отличие от тебя, я намного более циничный человек и стараюсь смоделировать все возможные даже малоправдоподобные ситуации. И, в первую очередь, чтобы не пострадали ты и память о маме. А на простом языке это означает, что я за справедливость, и вполне приветствую отторжение ваших средств в пользу любых иных лиц, которые могут оказать реальную помощь на месте, а не болтают языком, как я. Расслабься, батюшка. Я никому не предъявляю счет… Вполне возможно, что я что-то неправильно понял».
«Саша! Ты в моих бестолковых письмах не можешь разобраться, я на сей раз в твоем кое-что не разумею. Ну, и ладно. На всякий случай еще раз скажу о том, что "ты (то есть я) пытаешься мне что-то объяснить".
1) Я хочу, покуда жив и в своем уме, единолично управлять творческим хозяйством Гали. Когда меня не будет, этим управлять будешь по завещанию ты и кто-то еще в Москве (сейчас не знаю) – из числа хорошо разбирающихся в предмете.
2) Все деньги со счетов Г. Н., которые перейдут в наследственный фонд, я пересылаю тебе (это где-то в сентябре-октябре).
3) Я сам, е.б.ж., в это же время оставляю завещание».
Батюшка!
Я не в большом восторге от того, что написал, но на досуге прочти.
Это была середина мая 2010 года. У меня не было и следа мысли, что некто осуществит то, что сделал Сашка за неполные два месяца после ухода Галины. Но мысль – объект управляемый, а вот чувство… Оказалось, на самом донышке моего существа метался, придавленный грубым весом разума, огонек обиды. Не позволяя ему выбиться из подполья, я тем не менее… жаждал ответа на обвинения и упреки дочери. И признался в этом перед собой самим только тогда, когда прочитал присланный Сашкой очерк «Отчего умерла моя мама, писательница Галина Щербакова», осознав тогда, что ведь, в сущности, на всем белом свете только от него и могла исходить эта охранительная сила. Сам же был не в состоянии защитить покойную Галину, поскольку не мог себе позволить вступить в препирание с собственной дочерью.
«Саша! Я не берусь об этом судить с точки зрения формы – я при чтении был слишком занят содержанием (черт с нею, с формой). А по содержанию – все в высшей мере достойно, умно. Главное – нравственно: защищаешь того, кто сам уже не может себя защитить. (Увы, и ко мне это относится; я еще жив, но, ей Богу, не могу от такого защищаться.) У тебя есть какие-то свои оценки того или другого, которые с моими не совпадают. Это нормально и правильно. Будь готов к тому, что на тебя постараются опрокинуть бочку дерьма. Но уж взялся за гуж…
Я в тексте какое-то количество слов поменял, они относятся к фактологии: даты, цифры (сделал их красным цветом). Еще вот что.
– О том, что было по 60 рублей на рыло. Напиши – по 95. Просто раздели мою зарплату – 380 р. – на четыре. Конечно, были и еще какие-то расходы, кроме еды и одежды, но и у меня были какие-то гонорары.
– Откуда взялась информация о школьной золотой медали у Гали? Такая медаль была не у нее, а у меня.
