Утром в семь двадцать утра она вышла из дома. Александр рисовал, не собираясь идти на нулевой урок к Ирине Васильевной, и, пытаясь предать красным листьям маленького деревца дождливости, увидел её карминово-красное пальто. Одной секунды было достаточно, чтобы влюбиться в это лицо. Он бросил кисть, взял свою серую куртку и побежал за ней. Виктория на фоне чернеющей дороги и золотых листьев затмевала любую картину Моне. Её силуэт совсем не живопись не импрессионизм, а что-то другое более дерзкое, совсем не положительное как другие молодые девушки.
– Подожди! – крикнул он не в силах приблизиться к ней.
Но она не остановилась, не обернулась; слышала, как кто-то позвал ее, но не обратила на это никакого внимания. Виктория свернула перед двадцать седьмой школой и слилась с полем. И Александр дивился подобному поведению. Вот так просто кто-то не обратил внимания на его мечтательно-музыкальный голос, не обернулся, чтобы узнать, кому может принадлежать что-то столь звонкое, чистое, жизнерадостное. Александр подумал, что она студентка и решил дождаться её возвращения после школы, найти её и непременно влюбится в неё ещё раз. Однако узнав, что она учится с ним в одном классе, не решился к ней приблизиться, заговорить с ней, узнать имя. Он смотрел на неё издалека и рисовал, и все заметили его интерес к ней.
Александр увидел в ней всё прекрасное, понял – в ней только прекрасное и есть. Даже холодность взгляда, пустота глаз, безразличие ко всем и всему казались ему невообразимо прекрасными. Он понял, что она ни на кого не похожа, не ведёт себя как прочие молодые девушки: не улыбается одноклассникам весело и мило, не опускает подбородок к слегка приподнятым плечам. И её плечи! Виктория надела длинную чёрную юбку и кофточку, открывающую ключицы и плечи, ещё не упустившие своей полноты. Александр не был уверен, что что-то подобное можно носить в школу и можно надевать не для привлечения к себе внимания, но она явно носила эту кофту и это пальто не для парней, не для чужих взглядов, а для чего-то своего.
А саму Викторию все испугались. Никто не заговорил с ней кроме Татьяны, которая не знала, как себя вести с подругой ни живой, ни мертвой, но ещё более похорошевшей. Бледность Виктории страшила больше всех Антона, он вдруг увидел, как она восполняет свои силы, отнимая их у Татьяны, и после этого смотрит на него взглядом надменным и самолюбивым. Антона как никогда стала злить Виктория.
Был урок литературы. К доске вышла Марина Ибрагимова. Она в толстых очках и мешковатой одежде невысокая, худая и холодная как спица с короткими жидкими платиновыми волосами и болотно-зелёными глазами начала читать наизусть стихотворение Тургенева в прозе “Порог”. И, несмотря на свою незначительную внешность, читала так, что даже Виктория стала прислушиваться к её словам.
“– О ты, что желаешь переступить этот порог, – знаешь ли ты, что тебя ожидает?
– Знаю, – отвечает девушка.
– Холод, голод, ненависть, насмешка, презрение, обида, тюрьма, болезнь и самая смерть?
– Знаю.”
Голос её летел в глаза каждого, и чёткая картина вставала перед ними. Русская девушка, окруженная холодом, стоит у высокого порога громадного здания и решает свою судьбу. Никто её не отговаривает, но ей рассказывают обо всём скверном на выбранном ей пути к своей вере.
“– Знаю. Я готова. Я перенесу все страдания, все удары.”
