– Послушайте, я знаю доктора Чаня, – начал я. – Он…
Я едва не сделал ошибку, сказав «мой друг», – тогда нас точно никогда не пустили бы внутрь. К счастью, Диана перебила меня, прежде чем я успел сморозить глупость.
– Господин полицейский, – заявила она, пробираясь сквозь толпу вместе с тащившимся сзади Густавом, – нам надо поговорить с тем, кто здесь главный.
Опустив руку в сумочку, она вытащила небольшой, поблескивающий желтым предмет и сунула его под мясистый нос фараона.
Полицейский выпучил глаза.
Старый выпучил глаза.
Да что там, даже я выпучил глаза.
Это была бляха полиции Южно-Тихоокеанской железной дороги.
– Мы пришли проконсультироваться с доктором Чанем от имени ЮТ по важному служебному делу, – объяснила Диана. – Если с доктором что‑то произошло, мы должны выяснить все детали. Наше начальство потребует полный отчет.
Здоровяк-полицейский презрительно скривился:
– Ага, как же. Потребуют отчет именно от вас, дорогуша?
– Да, именно от меня.
Коп покачал головой и насмешливо хмыкнул.
Однако снисходительность его была исключительно показная. В Калифорнии Южно-Тихоокеанская железная дорога получала все, что хотела, как от губернатора, так и от затянутого в мундир быка в Чайна-тауне.
– Эй, сержант! – крикнул полицейский через плечо. Не дождавшись ответа, он зашел в лавку Чаня и заорал, удвоив громкость: – Сержант!
В глубине лавки виднелся узкий коридор без дверей, из которого послышался звук шагов.
– Что?
В коридор высунулась голова – лысая, массивная и угловатая. Покрась ее красной краской – сойдет за штабель кирпича.
– Здесь филеры из ЮТ, сержант. Говорят, у них было дело к китаезе. А теперь хотят видеть вас.
Сержант вытянул толстую шею и посмотрел на нас через плечо своего быка. При виде Дианы, столь привлекательной в белом летнем платье, и Старого, столь неуместного в белом «Боссе прерий», на его мясистой физиономии изобразилось удивление. Однако ненадолго.
– Пропусти их.
И он с громким топотом удалился.
Здоровяк-коп отошел в сторону и жестом пригласил нас войти.
– ЮТ или нет, деревенщина, – прошипел он, когда я вслед за Дианой и Густавом проходил мимо, – в следующий раз спрашивай разрешения.
«Деревенщина? – возмутился про себя я. – Но ведь я же в канотье!»
Пока мы пробирались между коробок и корзин с кореньями, семенами и комочками загадочной субстанции, Старый обернулся ко мне и слегка кивнул вперед, на Диану, вскинув брови, что подразумевало: «Видишь?»
Я уклончиво пожал плечами: «Что именно?»
Брат покачал головой и отвернулся.
Конечно, я прекрасно понял, на что он намекал. Если Диану выгнали с Южно-Тихоокеанской железной дороги, почему она до сих пор таскает с собой бляху ЮТ?
Этот вопрос я предпочел отложить на потом… отчасти потому, что не был уверен, понравится ли мне ответ.
Когда мы прошли в глубь лавки, я вдруг почувствовал резкий запах и сперва подумал, что мой брат не испускал такого зловония с тех пор, как мы с ним гоняли скотину. Если несколько недель жрать одни бобы, выхлопом можно и корову свалить. Однако вонь только усиливалась, и я понял, что человеку подобное не под силу, даже если набить брюхо бобами с халапеньо и залить сверху пивом.
Во всяком случае, если речь идет о живом человеке.
В конце коридора обнаружилась заставленная ящиками кладовая, а справа – узкая крутая лестница на второй этаж.
– Поднимайтесь… если уж так хочется, – сказал сержант, перегнувшись через перила на верху лестницы. – Но предупреждаю: здесь воняет еще хуже. – И пропал из виду.
