В 1912 году моя сестра, Мотя, закончив 3-х классную школу, завершила «курс наук». Училась она очень хорошо, была способная. Учитель, Леонид Иванович Розов, горячо рекомендовал учить Мотю дальше. Родители не последовали этой рекомендации. Так и осталась Мотя с «высшим деревенским образованием».
Но начатки полученных знаний в начальной школе и любознательность путём жадного чтения книг и журналов, расширили её кругозор. Она могла свободно вести разговор о литературе, искусстве с гимназистами, реалистами, коммерсантами. Впоследствии она окончила курсы кройки и шитья (так же, как и старшая сестра, Маня) и стала высококвалифицированной портнихой.
Ученье мне давалось легко. Свободно запоминались стихи, достаточно было прочитать текст два-три раза (стихи заучивал по утрам, до школы). Учебники, тетради, ручки, перья, карандаши, грифельные доски и грифели школа выдавала бесплатно. Чернила наливали в чернильницы, вставленные в парты. За каждой партой сидело по два ученика. У парт открывающихся крышек не было. Парты были выкрашены в чёрный, а сиденья – в жёлтый цвет.
В переднем углу висела большая икона, а перед ней – лампада. На стене, перед взором всех учеников, висел большой красочный портрет царя Николая 2 и географическая карта. При входе учителей в классный зал все ученики вставали. Перед началом и концом занятий один из учеников 3-го класса (по очереди) читал молитвы, все ученики с обращёнными на икону взорами усердно молились.
Уборной для учеников при школе не было. Для удовлетворения естественных надобностей ученики бегали за дровяной сарай. Дико и негигиенично, как теперь кажется, но тогда мы этого не замечали.
Школьные годы смутно восстают в памяти, но отдельные эпизоды сохранились. Учительница, Мария Андреевна была крикливая, худущая. Но был у неё ученик, мой одноклассник, Илюха Чибисов, который пользовался особым её расположением. Он жил у дедушки, которого все деревенские, малые и старые звали «Пашка». Пожалуй, у Чибисовых была самая худшая изба-завалюха, были они бедняки. Мать его работала в Серпухове на одной из фабрик, домой ездила редко. Я имел несчастье сидеть с ним за одной партой, от него всегда пахло «псиной», т.к. он редко мылся. Нередко Илюха выкидывал и такие номера: соберёт все свои немногочисленные книжки в матерчатую сумку, перекинет её через плечо, встанет из-за парты и направится к выходу. М.А. прервёт урок и бежит вдогонку за Илюхой, приговаривая: «Илюша, почему уходишь? Останься!». А Илюха и ухом не ведёт. Выйдет из школы, встанет перед окном и у учеников на глазах достаёт книжку за книжкой из сумки и пускает их по ветру, приговаривая: «Вот тебе, вот тебе!». И, таким образом перекидав все книжки, с пустой сумкой Илюха отправляется домой. М.А., наблюдавшая эту картину из окна школы, посылала нас подобрать книжки. И мы приносили их (в растрёпанном виде). На другой день М.А. пожурит Илюху и выдаст ему новые книжки, а с него «как с гуся вода».
В центре нашей деревни на просёлочной дороге был трактир, хозяином которого был наш деревенский мужик по прозвищу «Ходулин». Наверное, это прозвище он получил за свой высокий рост и длинные ноги. В трактире вечерами собирались деревенские мужики и коротали осенние и зимние вечера в жарких спорах за «парой» чая, в табачном дыму, в помещении, плохо освещённом семилинейной керосиновой лампой. «Жаркие споры нередко кончались мордобитием.
