– Ваня, ты гений! – глаза Философа засияли надеждой. – Да если оно так, то пусть хоть сколько бьют, я лишь радоваться буду! Я, Вань, Бога не отрицаю, но и не верю толком. Сам рассуди: если Он есть – то, может, и Правда есть, и если меня в наказание с семьёй разлучили – я согласен на изменение этой кары! Пусть бьют, сколько хотят! Раньше в отцы я и не годился, пока воровал!
Философ улёгся на порванный матрас и мечтательно уставился в потолок:
– Веришь, Вань, нет, но я сейчас того мужика с монтировкой расцеловать готов!
– Может, это и есть безгневие и кротость?
– Не знаю. Наверное.
В сарае путешественники продрогли окончательно, поэтому, когда услышали глухую ругань и звон ключа о замок, даже обрадовались. Да только улыбки их вместо ответной радости спровоцировали очередную вспышку злобы:
– Сейчас мы вас к мужикам выведем, всё и расскажете: как МТС нашу сожгли, как запчасти утаскивали. Всё расскажете!
Скрутили пленникам руки и повели…
В избе было накурено так, что хоть топор вешай. Около десятка работяг с любопытством оглядывали пойманных. На столе, как и полагается, лежало немного закуски и стояло несколько открытых и почти опустошённых бутылок.
– Что, пацаны, сами расскажете или вам помочь?
– Что говорить?
– Зачем наведываться к нам повадились?
– Да мы первый раз у вас оказались.
– Сразу в бригадирском огороде?
– Откуда мы знали, чей он. Лужу обойти пытались!
– Какие мы нежные! Документы покажи!
– Пожалуйста!
Мужики стали изучать справки из милиции; Философ и Иван с облегчением вздохнули, но тут:
– Всё верно: их выпустили и у нас через три дня началось! Сейчас весь посёлок без зарплаты сидит! Ах вы, гады!
– Мы-то тут при чём?
– Сколько вам дали за поджоги? И дом мой за сколько спалить собирались? – один из мужиков совсем озверел, видимо, он и был бригадиром.
– Ничего мы не поджигали! У нас и спичек нет!
Коле даже не верилось, что мытарства позади. Он, не оглядываясь по сторонам, вбежал в тоннель, думая, что через пару шагов окажется там, где царит ЖИЗНЬ: ярко светит солнышко, синева небес обнимает, зовёт, дразнит и весь мир наполняет радостью жизни, зелень листвы, пение птиц, цветы! Ветер и дождик! Звёзды, утонувшие в бархате ночного неба! Радуга! Речка! Как много счастья и красоты в мире! И всё это ждёт через минуту измождённого и душой и телом мальчика!
Но всё получилось иначе. Тоннель был пугающе мрачен и долог. Домовой бес настойчиво уговаривал Николая ещё подумать:
– Коленька, ты сам посуди: я – сказочный бес, являюсь исчадием сказочного ада. Этот ад совсем безобидный по сравнению с адом настоящим, тем, что тебя ожидает в настоящем конце твоей жизни. Там тебя мытарства не пропустят; они ужаснее, опаснее, да и грехов у тебя будет в сотни раз больше к тому времени!
– А я насмотрелся тут всего столько, что грешить не буду!
– Будешь, Коля, будешь! Как только ты зайдёшь в любой православный храм, ты тут же забудешь обо всём, что с тобой произошло.
– А я не буду в храмы заходить!
– Это разумно, но ещё разумнее подписать тот договор, который мы с тобой не успели до конца оформить. Ты, подписав его, ничего не теряешь, наоборот – подпишешь и я тебе во всём помогу. Мамка твоя как радоваться будет, на тебя глядючи: лучший ученик, великий учёный, счастливый семьянин, богат как Рокфеллер… А потом, после смерти, ты окажешься со мной здесь – в сказочном, а не настоящем аду. Здесь легче, да и я о тебе позабочусь, мы же не чужие друг для друга! Полюбил я тебя, Коля!
