– О́ктиус! – зашипела на него широколицая особь с чёрными, как угли, зрачками, от которых расходились серебристые подвижные волны.
Такие глаза были редкостью среди «ла́са». Серебристый был цветом жриц, но даже у них при вхождении в священное озеро Се́ллтрикса изменялся лишь цвет волос. Сереброглазых считали наиболее чувствительными, и от того к ним было более пристальное внимание.
– Ты боишься не за неё, Ми́дла, – хмыкнул он.
– Эмоции? – пискнула на нервах Лиа́на. – У всех вас?
– Отлично! – воскликнула Ми́дла. – Сдаст нас совету! Пригласить дочь Сола́ра! О чём ты только думал?!
Лиа́на ощутила её страх физически, и, пошатнувшись, ухватилась за крепкую руку О́ктиуса.
– Дыши, – бережно поддерживал он её за руку. От него исходила незримая волна спокойствия, и, переключившись на неё, Лиа́на почувствовала облегчение.
– Как ты это сделал? – прошептала она.
– Готова к погружению? – улыбнулся ей О́ктиус.
Естественно, его спутники были настроены против неё. Особенно энергично протестовала Ми́дла, бросая испепеляющие взгляды. Забавляясь её реакцией, О́ктиус взял Лиа́ну за руку и повёл её к озеру, бурлящему потоками лавы.
Силуэты купавшихся хорошо просматривались в свете сверкавшей поверхности лавы. Пугливая Ми́дла оглядывалась на город, заражая Лиа́ну своим животным страхом попасться. Они зашли в лаву по пояс, и Лиа́на ощутила приятный согревающий жар. Лава не могла причинить вреда тем, кто в ней родился. Советники запретили купания, оперируя данными о ядовитости подводных течений, которые она всегда считала выдумкой.
– А как же течения? – спросила она, не сводя взгляда с волн, соединявшихся в подобии танца.
– Чушь! – фыркнул О́ктиус. – Мы погружались дважды! Никто не отравился!
– Если нас увидят, нам конец, – продолжала нагнетать Ми́дла.
– Лиа́на, верно? – проигнорировал О́ктиус её опасения. Лиа́на кивнула. – Постарайся думать о планете. Может она заговорит с тобой?
– С тобой говорила?
– Однажды.
Расцепив пальцы, они погрузились в лаву с головой. Лиа́на нырнула последней. Вначале не было ничего кроме жжения. А потом она открыла глаза и обнаружила, что… видит. Засмотревшись на зажмурившегося О́ктиуса, она заметила возле него потоки лавы насыщенного красного цвета, тянувшиеся куда-то, словно подводные ленты, и, помешкав, поплыла за ними.
Ощущения были странными. Впервые ей было так жарко, что кожа, находясь в жидкости, покрылась испариной. Там, где она касалась красных потоков руками и ногами, жгло особенно сильно. Терпя боль, она следовала за потоками, пока не достигла впадины, в которую они сливались. У неё зашумело в ушах, из глаз брызнули слёзы. Она впервые плакала, сама не зная от чего.
– Лиа́на! – подобно горной трубе зазвучал женский голос повсюду. – Скоро сила покинет расу огня! Только соединение спасёт нас! – завораживал он мелодичностью.
– «Почему мы перестали чувствовать?» – сосредоточенно отправила она мысль планете, но та не ответила.
Впадина завертелась, испарившись, исчезли и красноватые потоки. Вынырнув, Лиа́на различила голоса О́ктиуса и других особей, искавших её ближе к берегу.
О́ктиус участливо помог ей выбраться на берег. Они, конечно же, перепугались из-за её отсутствия: тревожность буквально витала в воздухе, и, как только прошёл шок, Ми́дла обрушилась на неё гневной тирадой.
– У тебя такие сильные эмоции, – заторможенно сказала Лиа́на. Ми́дла спешилась, замолкая. – Не понимаю, почему мы должны этого стыдиться, – тёрла она глаза, прогоняя возникавшие перед ними блики.
