Тут же за свою парту решительно сел художник, все это время стоявший по стойке смирно, а мужчина в шелковом костюме рухнул возле доски на деревянный пол и начал там судорожно блевать прямо под себя, при этом жутко извиваясь всем телом не как человек, а как какой-нибудь смертельно раненый удав.
Я отвернулся, потому что смотреть на это было крайне неприятно.
Глава третья
Последующие полчаса опять прошли среди тихого нервного шепота, осторожных перебежек незнакомых мне людей от парты к парте и редких, но отчетливых всхлипываний кого-то особо нервного гражданина у меня за спиной.
Директору помог подняться и увел на последние ряды его верный рыжий ученик Богдан Кравченко, и он же потом вернулся, чтобы стереть классной шваброй с пола блевотину, после чего я зауважал его еще больше.
Потом меня сзади вдруг снова ткнул отверткой в спину электромонтер Стась.
– Эй, Михась, ты как там, живой?
Я повернулся к нему.
– Вроде живой, – легко отозвался я, неожиданно чувствуя даже благодарность к нему за сам факт обращения ко мне, как к действительно живому полноценному человеку.
Стась наклонился ко мне и очень тихо произнес:
– Пока европейские гуманитарные гамадрилы из Гааги в школе, надо сваливать отсюда. При них эти гниды стрелять постесняются. Наверное.
Я посмотрел прямо в его темные до черноты глаза и тоже шепотом спросил:
– Что ты говоришь? Зачем нам вообще куда-то бежать? Я уверен, что местные чиновники во всем разберутся и отпустят нас в ближайшее время. Мы же ни в чем не виноваты, верно? Президент Зеленский еврей, про это много раз упоминала наша пресса. Никакого фашизма на Украине быть не может, прекрати, пожалуйста, транслировать нарративы российской пропаганды. Или я ошибаюсь?
– Как-то ты быстро поглупел, хотя по морде даже не тебе съездили, а этому армяшке, – неожиданно весело отозвался Стась. – Я-то думал, ты уже все про нас понял.
Я хотел было рассказать ему про свое отношение к услышанному диалогу про визит в школу представителей Human Rights Watch, и что они, настоящие европейские демократы, конечно, нам сейчас помогут, в этом нет сомнений, но только я начал про это говорить, как он меня грубо перебил:
– Заткнись сейчас, Михась, пожалуйста. Я тоже это слышал, да все слышали. Но, поверь, мне насрать, что ты там про это думаешь. Важно то, что я в этой школе электрику делал год назад, халтурил, короче. Я тут все знаю, понял? Знаю, где главный коридор, где вентиляция, где подвал с генераторами. И сейчас мне нужен такой человек, чтоб не зассал в нужный момент. Тупо нужно дверь крепко придержать в одном месте. А потом вместе смоемся. И разбежимся, как в море корабли. Можешь потом дальше петь свои дебильные песни про демократию и прогресс, но только не мне.
Я внимательно оглядел его со своей парты. Мне Стас был виден из-за своей парты примерно до половины туловища, и то, что я видел, не внушало доверия. Грязный промасленный комбинезон, растянутая футболка, оттопыренные карманы, бегающие черные глазки на хитром, небритом лице.
Цыган, одно слово. «Ненавижу, блин, цыган» – выплыло вдруг откуда-то странное, чужое воспоминание.
– Что мне нужно делать, Стас? – спросил я так тихо, как только смог понизить голос.
– Прямо сейчас выламываем дверь из класса и бежим налево. Налево, понял? Там, через десять метров, будет коридор, он направо. Сворачиваем туда, бежим еще метров тридцать, там дверь. Ее тоже выбиваем, и потом там будешь нужен ты. Нужно будет зафиксировать эту дверь с нашей стороны – стульями прижать, партами, или баррикаду построить, неважно. Ты должен будешь выиграть нам пять минут, пока я вскрываю дверь в подвал, она деревянная, но прочная, сука, на хорошем замке, там мне повозиться придется. А уж подвал тут охренительный, он входит в сеть киевских бомбоубежищ, которые еще при коммунистах строили. Один из переходов этого подвала ведет прямо на Вишневый рынок. Я знаю этот переход, он там отмечен красной краской, все стены и даже пол красные, специально сделано, чтоб не путались. А уж когда мы доберемся до рынка, там нас вообще никто и никогда не поймает – там тысяча ларьков и магазинов на площади в один гектар. Разбежимся и поминай, как звали. Запомнил или повторить?
