Еще об одном средовом факторе. Отечественные адепты самых разных версий технобюрократической модернизации решительно не хотят видеть ее обратную сторону, т.е. ее последствия, а именно – обратное воздействие на человека и общество той самой техногенной среды, которая была создана столь тяжкими усилиями советского народа. В терминах фрейм-анализа, как заметил наш финский социолог Карьялайнен, Россия рассматривается ее элитой в качестве источника ресурсов, но не как пространство для жизни населения (13). Я уже многократно писал о двух принципиальных и неустранимых последствиях форсированной модернизации СССР: о выделении огромных масс энергии распада (беженцев из районов локальных войн и этнополитических конфликтов, вынужденных переселенцев, бомжей, беспризорных детей, криминальных элементов всех разновидностей) и о превышении несущей способности среды обитания, когда она из поглотителя рисков (радиоактивных и прочих отходов, гниющих искусственных морей и т.п.) превращается в их источник, который поражает все живое, только медленно и незаметно, а потом «неожиданно» взрывается. Причем принципиально важно, что локальные катастрофы и конфликты создают глобальные риски и проблемы, а те в свою очередь порождают международную напряженность и конфликты, опять же препятствующие модернизации страны. Российские социологи не хотят видеть тяжких социальных последствий прошлой инженерно-технической деятельности. Они вообще не желают прикасаться к этой сложной и скрытой от посторонних глаз сфере деятельности государственных институтов.
Еще один социокультурный фактор, порожденный ВПК-модернизацией прошлого этапа. Технобюрократическая цивилизация тем отличается от остальных, что ее нельзя бросить без ухода, без присмотра. Риски и опасности, создаваемые ею, превратились в неустранимый компонент любой человеческой деятельности, как созидательной, так и разрушительной. Россия стала обществом всеобщего риска (7).
Риски, явные и скрытые, отложенные или трансформировавшиеся, – очень серьезное ограничение любых модернизационных усилий, так как:
1) все больше ресурсов требуется для устранения последствий форсированной модернизации;
2) люди болеют, рано умирают, молодежь стремится покинуть рискогенные зоны, что снижает совокупный социальный капитал населения страны;
3) более 20 лет существуют торговля живым товаром и рабство, эти худшие проявления алчности криминального бизнеса, и нет никаких признаков их сокращения, потому что это именно бизнес, хотя и бесчеловечный;
4) но может быть, самое главное – это нагнетание атмосферы страха и неопределенности, непредсказуемости, потому что никто не может предвидеть, когда случится «очередная Саяно-Шушенская ГЭС».
Люди по мере сил перемещаются не туда, где предполагается создание «силиконовых долин» (им никто и не объясняет, как они будут создаваться и кто там будет востребован), а туда, где, как им кажется, теплее и безопаснее, т.е. на юг страны, который уже и так перенаселен. Но миграция туда – иллюзорная безопасность и уж никакая не модернизация, потому что там, как и везде, дамбы стары и неухожены, каналы стары и не чищены, жилье ветхое. В советские времена инженеры учитывали «усталость металла», гигиенисты – «усталость людей», но сегодня власть не хочет публично признать кричащую проблему крайней «усталости» всей гигантской технической инфраструктуры страны и ее персонала, уже более 20 лет работающего на износ. Это еще одно подтверждение технократической зашоренности нашей бюрократии.
