Социоприматы - страница 39

Копнём глубже.

Теории развития – привязанности, когнитивных скачков, эмоционального интеллекта – уютны и мягки, как психологические пледики. Нас в них заворачивают, убаюкивают: мол, всё можно исправить, перенастроить, переосмыслить. Эмоции, чувства, эмпатия – звучит почти как массаж души. Но потом на сцену тяжело вваливается импринтинг – и, как плохо отрепетированный дубль, вся милая сценография рушится.

Импринтинг – это не эволюционный курьёз, это хардкод. Это биологическая кнопка Запись, которая включается раньше, чем вы успеете выбрать родительский стиль на основе лекций по гуманной педагогике. Детёныш – будь он гуся, волчонка или человека – не анализирует, он впитывает. Как губка, но не фильтрующая, а архивирующая.

Реальность, знаете ли, далека от гламура. Импринтинг – не просто модное словечко из учебника, а реальный механизм, который превращает младенцев живых существ в ходячие копиры поведения взрослых.

Сценарий первый: ребёнок наблюдает, как взрослые решают конфликты без криков, обсуждают проблемы не через швыряние кастрюль, а за ужином с чаем и аргументами. Итог? Выросший экземпляр с нервной системой, устойчивой к бытовому апокалипсису. Такой взрослый может слушать, говорить, не превращать каждый спор в миниатюрную Троянскую войну. Скучно? Возможно. Но чёрт подери, как это работает. На фоне драматических страстей инфантильных парочек он выглядит почти как персонаж тягучего сериала – но именно такие и не орут по пустякам и не ревут по ночам в подушку.

Сценарий второй: в доме – не тишина, а глухая симфония из хлопков дверей, затяжных пауз и воплей, резонирующих в подкорке лучше всякой классики. Или ещё тоньше – эмоциональный игнор: вроде бы всё спокойно, но напряжение такое, что кошка предпочитает ночевать в ванной. Что получает ребёнок? Правильно, премиум- подписку на программу и так сойдёт, а вместе с ней – поведенческий набор из серии сам справлялся как мог. Итог: взрослый с отлаженным, как швейцарские часы, арсеналом токсичных реакций. Он либо орёт на коллег и партнёров с благородным пафосом армейского инструктора, либо замыкается в себе, лелея роль тихого страдальца, обиженного на весь мир и особенно – на тех, кто посмел не угадать, чего он хотел на этот раз.

Импринтинг – это не нянька и не терапевт. Это безжалостный зодчий, которому плевать на ваши чувства. Он не интересуется объяснениями, не разбирается в контекстах и не читает книжек по позитивному родительству. Его подход почти эволюционно военный: Вот тебе молоток, три гвоздя и пример – делай, что хочешь. И самое восхитительно-горькое здесь то, что этот набор инструментов – часто бракованный, ржавый и вообще не для этой работы. Люди взрослеют, уверенные, что действуют по собственному плану, что они – капитаны своей судьбы, флагманы личных решений… пока не выясняется, что сценарий их жизни был написан задолго до того, как они научились говорить я сам.

Родители становятся режиссёрами спектакля, не подозревая, что ребёнок – вовсе не зритель, а впечатлительный актёр, впитывающий реплики, мимику, даже интонации. Они показывают, что такое любовь, как проявлять заботу, как злиться, как отстраняться, как наказывать и как просить прощения (или не просить вовсе). Всё это укладывается в шаблоны, в трафареты – от одного поколения к другому, как закваска, которая каждый раз даёт один и тот же каравай.