– Конечно, только едва ли в моем лице вы найдете духовника, после нашей-то встречи, – сказал я раздражаясь. Я решил, что пора обходиться без намеков. Она водит меня за нос, как мальчишку или как идиота? Ни один из вариантов меня не устраивал!
– Я не могла поступить иначе,… я больна. Но болезнь моя излечима, и главный лекарь этой болезни – разум. Я процитировала Шекспира…. Ну, вы помните эти строки из сонета «Мой разум- врач любовь мою лечил….», – в руках у нее появился носовой платок, она словно царевна- лягушка на пиру достала его из рукава. – Это случилось почти в одно мгновение – я почувствовала, что влюбилась. Что-то загорелось в груди, и по жилам потекла горячая жидкость, а потом возникло непреодолимое желание обладать и отдаться, причем одновременно. Прошу прощение, за откровенность. Моя душа трепещет при мысли о возлюбленном, мое тело томится от предчувствия его ласк, но мои надежды рушатся, когда я понимаю, что никогда не дождусь взаимности от него.
– Кто он? Не тот ли сосед, которого вы пугаете по ночам скрежетом ногтей о стену?
– Я так и знала, что вы подумаете именно о нем! – сказала она и смахнула заблестевшую на щеке капельку влаги. «Заплакала или вспотела?» – подумал я. Мне начинал нравиться весь этот спектакль, все это разыгрываемое представление самодеятельной актрисы. – Я разочарую вас!
– Ничуть…
– … Это не сосед. Я его и не видела никогда. Я про соседа просто так вам сказала… И может за стеной вообще никто не живет…. Я не знаю, честное слово….
– Ну, конечно, если вы проживаете в чердачном помещении, то, уверяю вас, вы там совершенно одна… Ни соседа, ни соседки…
– Нет, я проживаю в цокольном этаже старинного дома. Этому дому более ста пятидесяти лет, и он главная достопримечательность этого города, – она заплакала. Она зарыдала, но делала это совсем беззвучно – только обильный поток слез по щекам. – «Слезы не моют, слезы жгут…» – это Тургенев сказал…. Я же просила вас не перебивать….
Я смотрел на нее, я не отводил взгляда даже тогда, когда надо бы было отвернуться, и дать ей время привести себя в порядок. Но я смотрел в упор. Смотрел и восхищался перевоплощением этой безумной…. Чего она хотела от меня – африканского слона? Зачем ей продолжение нашего знакомства, ей, этой белой медведице в черном?
– Прости меня. Я больше не буду тебя перебивать. Говори, – сказал я шепотом. Теперь я смотрел ей прямо в глаза, но разноцветных точек, тех точек, которые играли в ее зрачках ночью, я не увидел. – Хочешь, я приду сегодня к тебе на твой дурацкий чердак? Ты смоешь с себя весь этот бесцветный грим, снимешь эти самые безобразные в мире туфли. Ты расскажешь мне о своей любви. Я обещаю не перебивать тебя и слушать всю ночь, до утра…
– Нет, не хочу.
– Почему?…
– Я вас не люблю, глупый, и живу я не на чердаке. – Она поднялась из-за стола и взялась за поднос. – Я в подвале живу, я же вам сказала…. Никто никого здесь не слушает… Или не хочет слышать, или делает вид, что не слышит…. Такая трагедия, просто драма…. Прощайте.
Пока я хватал воздух, беззвучно раскрывая рот, она проследовала в сторону выхода. Если она сейчас опять испарится, и я не получу объяснения всем ее выходкам, то мне придется задержаться в этом городишке до выяснения всех интересующих меня вопросов. Теперь я разозлился. Я резко встал, натолкнулся на угол стола, отчего поднос с тарелками, кем —то оставленный на соседнем столе, с грохотом ударился о пол. Поскользнувшись на остатках пищи и осколках посуды, я все же присел, чтобы их собрать. И потерял время.
