Сталин. Рефлексия (10 ночей 1941 года) - страница 53

Как я их уважил, обласкал даже – "инженерами человеческих душ" назвал. Правда, не на Политбюро – в преддверии, на квартире Горького, двадцать шестого октября двадцать шестого года. Можно сказать, историческая дата, потому и помню. Именно в тот вечер я сформулировал суть их главного метода:

"Художник должен правдиво показать жизнь. А если он будет правдиво показывать нашу жизнь, то в ней он не может не заметить, не показать того, что ведёт её к социализму. Это и будет социалистический реализм".

А также пообещал этим "инженерам" материальную базу для реализации метода – литературный институт, писательский городок с гостиницей, столовой, библиотекой… А где городок, там и дачи, пруды с лебедями: догадались, небось, товарищи литераторы? И от радости некоторые перестали за языком следить.

Один сибирячок, Зазубрин кажется, стал меня хвалить-нахваливать, дескать "ходите в простых брюках и в простом костюме, у вас рябина на лице, но при вашей скромности и неброскости вы великий человек". Писатель называется, он бы еще про мою больную руку сказал, да про волосы рыжие, а к "неброскости" еще и "убогость" добавил. Но мало ему этого "комплимента", он еще меня стал с Муссолини сравнивать – мол у того есть "условный рефлекс на величие", а у меня нет. А поэтому не нужно рисовать меня "как членов царской фамилии, с поднятыми плечами"… Нет, он сам хоть понимал, что говорит? Какой такой "условный рефлекс на величие"? У меня один рефлекс – на дурака. Не условный – безусловный. Но он это вряд ли понял – даже когда у стенки встал^>118. Со связанными за спиной руками, а потому и поднятыми плечами.

Не надо иметь талант, чтоб понимать неуместность таких слов! Даже Павленко, не бог весть какой литератор, сразу заметил своему соседу: "Вот и позови нашего брата. Бред!". Не талантливый, но – понимающий.... И поэтому до сих пор пьесы пишет, даже один хороший фильм по его сценарию поставили – "Александр Невский". Он за него мою премию получил, и не простую – первой степени. Вместе с Эйзенштейном, Черкасовым, Абрикосовым.»

Сталин помнил список лауреатов своей премии 1941 года. Первый список, поэтому попасть в него можно было не только за прошлогодние заслуги, но и за достижения последних 6-7 лет. Хоть проект списка готовил специальный комитет, решения выносил он лично.

«Еще бы – первый раз, все-таки. Да и деньги не государственные – свои, кровные, гонорары за зарубежные издания моих трудов. Самая конвертируемая русская литература – сочинения товарища Сталина. Поэтому и премия – Сталинская.

В итоге – двенадцать разделов^>119 (от А до М), только первых премий четыре десятка, а лауреатов по памяти не сосчитаешь: и по десять человек на одну премию приходилось, и по одному.

Хотя, никто не в обиде: сто тысяч рублей, даже если на десять поделить – все равно большие деньги. Я таких и в руках не держал – ни ста тысяч, ни десяти. Директора заводов со стахановцами по две тысячи рублей в месяц получают, а тут…

Так что все были довольны: я – в первую очередь. Товарищ Сталин и сейчас этими списками доволен: это же его ума результат – сбалансированность.

Вот, например, в кинематографе было десять первых премий и шестнадцать фильмов-лауреатов. Один – про современность, две комедии, два национальных, семь революционных и четыре исторических^>120. Кто бы мог подумать еще семь лет назад, что за исторические фильмы будут премии вручать? Что их вообще будут ставить – ведь тогда даже в школе историю не проходили?! И уж каким воображением нужно было обладать, чтоб представить, что цари да князья в советских фильмах будут выглядеть положительными персонажами? Невский, Петр, Суворов, Пожарский – положительные герои? Да, то же самое, но без знака вопроса.