Тяжёлый скрежет металла, словно стон древнего чудовища, отозвался эхом по двору, когда Авгур Гудзи, огромный и неспешный, как двигающаяся гора, распахнул массивные ворота. Створки, изъеденные временем и украшенные геральдическими символами, с трудом поддались его усилиям, словно противились вторжению в их обитель умиротворения. В проёме, залитом первыми лучами восходящего солнца, стоял Руслан. Пыль дорог покрывала его одежду, выдавая долгий и изнурительный путь. Но усталость не смогла скрыть внутренней силы, что чувствовалась в каждой линии его тела. В его взгляде, обычно лучистом и полном жизни, сейчас плескалась тревога.
– Мне нужна Сина, – произнёс Руслан, и его голос, всегда звучавший уверенно и звонко, сейчас был приглушён и наполнен отчаянием. Он словно нёс на своих плечах тяжесть мира, от которой готов был сломаться. – Я должен поговорить с ней о Кристалле Гармонии… и о том, что равновесие нарушено и его необходимо восстановить как можно скорее. Это вопрос жизни и смерти не только для нашей страны, но и для всего мира!
Голос его звучал хрипло, словно его сорвали, когда он бежал сюда. Каждое слово, словно драгоценный камень, было выверено и пропитано отчаянием.
Гудзи, не отрывая взгляда от Руслана, медленно кивнул. Это был не просто кивок согласия, а подтверждение глубокого понимания. Он видел не только измученное лицо, но и саму суть Руслана, его внутреннюю твёрдость и преданность, что не могла скрыть даже усталость. В его глазах, глубоких и мудрых, словно отражавших тысячелетия истории, читалось спокойствие человека, готового к любым испытаниям, но и лёгкая тень тревоги за будущее. Без лишних слов, он посторонился, пропуская Руслана в сад – обитель тишины и умиротворения, контрастирующую с предчувствием грядущей бури. Тяжёлые ворота, словно уставшие от бремени вечности, тихо закрылись, отрезая Руслана от внешнего мира и погружая в атмосферу красоты.
Мощёная дорожка, выложенная из серого, поросшего мхом камня, мягко пружинила под ногами. Она извивалась, искусно огибая яркие клумбы с экзотическими цветами и идеально подстриженные кусты, образуя лабиринт умиротворения. Воздух был пропитан густым, сладким ароматом цветущего жасмина, смешанным с прохладой, поднимавшейся от близлежащего озера. На скамейке из белого камня, в тени плакучих ив, чьи ветви, словно серебряные нити, касались самой поверхности воды, ждали Сина и Вита. Они обе повернули головы в его сторону, и даже в этой идиллической обстановке, на их лицах читалось напряженное ожидание. Сина, обычно лучезарная, казалась бледной, а в глазах Виты, царственной и непоколебимой, плескалась непривычная тревога.
Руслан поклонился, стараясь скрыть под маской собранности следы усталости, глубоко отпечатавшиеся на его лице. Каждое движение отдавалось болью в натруженных мышцах, но он собрал остатки сил, чтобы достойно предстать перед царицей.
– Сина, ваше величество Вита, – произнёс он, его голос, обычно сильный и уверенный, теперь звучал приглушенно, с оттенком уважения и печали, обращаясь к Сине, а затем перевёл взгляд на Виту. – Простите, что прерываю ваше уединение, но дело не терпит отлагательств.
Он замолчал, собираясь с мыслями, словно пытаясь найти наиболее подходящие слова, чтобы передать всю тяжесть надвигающейся беды. Его взгляд скользнул по гладкой поверхности пруда, по отражению плывущих в небе облаков, по безмятежности, которую вот-вот должна была разрушить суровая реальность. Затем, глубоко вздохнув, словно черпая силы из самой земли, он продолжил:
