Я несильно стиснул ее грудь и погладил затвердевший сосок.
- Ну что за наглость, - простонала Анна Васильевна, выгибаясь, разбрасывая по моему лицу золотисто-рыжие волосы.
- А не наглость было закрыть у меня вчера перед носом дверь? - моя ладонь скользнула по животу госпожи писательницы, чувствуя, как сладостно вздрагивает ее гладкая кожа. – Оставить меня одного мучиться на диване, это не наглость?
Похоже, Элсирике нечего было возразить, она лишь горячо и часто дышала возле моего уха и слабо сопротивлялась, когда мои пальцы исследовали тайные изгибы ее тела - тела такого влекущего, волшебного в тусклом свете фонарика и магическом мерцании рун.
- В своих книгах ты пишешь такие сладенькие и сумасшедшие сцены… - продолжал я, лаская ее груди и отпуская горячие поцелуи. - …разве сама ты не живешь в этих сценах, когда их пишешь? Явно живешь, хочешь этого! Почему же сейчас для тебя столь невинная шалость стала наглостью?
- Но Булатов!.. – она явно не знала, что возразить и лишь обреченно запрокинула голову.
Очень быстро мое возмущение ее нагой красотой достигло предела, и я поднял обрывки ее юбки. Мои пальцы заскользили по влажной складочке.
- Тебе это дорого обойдется, Булатов, - простонала Рябинина.
- Во сколько? – поинтересовался я, шевельнув пальцами так глубоко и нежно, что по телу писательницы прошла дрожь. - Впрочем, у меня все равно нет денег, - вспомнил я и рывком спустил с нее трусики.
- У тебя презервативы есть? – спросила она, уже очутившись подо мной. – Мне, наверное, нельзя так.
- Я на тебе потом женюсь, - хохотнул я, раздвигая ее ножки.
- Ну какой ты дурак! Я же серьезно! – она не больно укусила меня в шею.
- О, да ты вампирша! Все будет хорошо. Вот увидишь, - пообещал я, направляя свой жезл к ее мокренькому входу и чувствуя, что непреступную госпожу саму трясет от желания.
Едва я вошел, она тоненько запищала, прижимаясь ком мне со всей страстью.
- Представь, что я волк-оборотень! – я зарычал для атмосферности, клацнул зубами и вонзил член до упора.
Элсирика вскрикнула, выгибаясь и царапая мне спину. Стало ясно, что с оборотнями она особо любит, хотя бы в фантазиях. И я набросился на писательницу со всей волчьей жадностью, вынимая окаменевший от восторга член и вонзая его так, что моя сладкая жертва содрогалась, то вскрикивая, то целуя, покусывая мою шею. Вскоре в самой Анне Васильевне проснулась волчица. Она вцепилась в меня коготками, укусила, взлетая от кайфа на небеса. Ее тесная пещерка захлюпала, из груди вырвался протяжный, чуть хриплый стон. Бедняжку затрусило. Я понял: еще миг, и мой жезл взорвется обильными струями волшебства. Успел выдернуть его, чуть отдышавшись, повернул Рябинину к себе, откидывая с ее личика прилипшие рыжие волосы.
То, в чем прежде пыталась убедить меня Анна Васильевна, будто она не берет в рот, оказалось мифом. Еще как берет и делает это хорошо. Не хуже, чем маркиза Энли Оланс. Нужно лишь ей правильно предложить. В этом я убедился, чуть позже.
Я подполз к ней на четвереньках, и мой труженик ткнулся в ее пухлые губки.
- Нет, Булатов, я не такая, - она отвернулась.
- Черт возьми! Но мне же надо куда-то кончить! – возмутился я. – Или мне дрочить на твои платья.
- Это тебя чет возьми! – в свою очередь возмутилась привередница. – Ладно! – она осторожно сжала ладошкой член и, глядя на него точно заклинатель на змею, сообщала: - Имей ввиду, я это делаю только на нервной почве. Может нас скоро убьют.
